Кирилл Богданович - Люди Красного Яра [Сказы про сибирского казака Афоньку]

— Знаю, Афонька.

— Ведь мы вместе на Красный Яр пришли, — не слушая Романа, говорил Афонька. — Молодые тогда были. Сколь бед всяких прожили. А вот теперь нет Федьки. Не воротишь Федьку теперь. Нет. — И он тяжело стал карабкаться вслед за Романом Яковлевым на крутой глинистый берег, залитый солнцем.

удые вести дошли, атаманы. Слыхали, поди? Киргизские тайши наши ясачные улусы отогнать затеяли.

Атаманы, которые сидели по лавкам в приказной избе, смолчали: вестимо, слышали. Воевода сердито оглядывал каждого. Ну, сукины дети…

— То-то что слышали. А почему не довели сразу до меня? — воевода по столешнице кулаком стукнул. — Своевольничаете! Сами-де с головой. Ан и выходит, что дурные ваши головы-то. Киргизы уже путь до улусов держут. Угонят ясачных наших, что делать станем? Соболей в государеву казну с кого брать будете? Может, сами начнете соболишек добывать? Или с енисейских ясачных на Красный Яр брать мягкую рухлядь станете, смуту да раздор завернете по всей округе?

Атаманы засопели, заерзали по лавкам.

— Не кори, государь, — пробурчал самый старший из всех, Дементий Злобин. — Проруха вышла.

— Винитесь вот теперь.

— Думу имели, что лживые те сказки были про киргизских людей.

— А ведаете, кто ко мне вчера от улусных прибег? Лучший человек князца Абыртай, Тамаев сын. Поминки привез. Сказывал — идут на них киргизские люди, и челом бил, просил слезно, не медля нимало, с помогою идти к ним. Самим-де им от киргизов не уйти.

— Надо отбивать их от киргизов, — сказал Злобин.

— Вот и прибери, Дементий Андреевич, сколь надобно на то казаков, и без промедления поспешай напереймы, на их сакмы [39] Сакмы — тропы, дороги. тайные, они тебе ведомы. Спешно собирайся, атаман. А вы все вдругоредь не держите язык за зубами.

Атаманы повставали с лавок, зашумели. Злобин уже от дверей обернулся к воеводе.

— А как не поспеем?

— Ране надо было об этом думать, ране. Не доспеете воровство упредить, следом пойдете. С ясыром да со скотом они не скоро продвигаться будут. Нагнать надобно, и отбить улусных. Не новик ты в сих делах, Дементий, сам разумеешь, что оно и к чему.

Вскорости около сотни казаков, конных и оружных, вышли из воротной башни походным строем под началом Дементия Злобина.

Афоньке не было череда в наряд какой идти. Дня три как он с Енисейского острога повертался, куда за хлебными запасами ходил. Но услышав, что поход затевается, враз вскинулся и доброхотом испросился в отряд. А все потому, что вот давно смутно было на сердце у Афоньки. Уж так смутно и нехорошо. И в тягость было осередь острожных стен сидеть — все тянуло куда подале идти, дело какое себе найти, чтобы тоска-кручина не глодала. С тех пор, как убили дружка Федьку во время киргизского набега, ровно что потерял Афонька. И Стеньку — гулящего человека не раз поминал. Были бы они и со Стенькой дружки, да вот не довелось. Вот и вызвался в поход, чтобы от дум невеселых уйти, тоску-горе развеять и с киргизами, коли доведется, счеты свесть.

До улусов, которые киргизы отогнать задумали, было ходу на коне дён пять. Дементий же Злобин порешил за три дни до улусов дойти и потому роздыхи давал самые малые. Шли спешно. Где можно — прямили в обход троп проторенных.

И шли тайно, без шуму лишнего, чтоб не дознались, кто куда и по какому делу идет, и не донесли до киргизов через их же лазутчиков, кои уж высланы под Красный Яр.

Дозорный отряд, казаков с десять, на полдня пути впереди шел. Шли с запасными конями, пересаживаясь, чтобы не поморить коней. Связь с отрядом держали беспрестанно. То один назад по своим следам скакал с вестями к атаману, то оттуда гонец прибывал с наказами.

И все же не доспели казаки.

Дозор передовой, в котором Афонька, почитай, бессменно шел и за старшего был, наехал на улус неожиданно.

Вел дозор верный татарин-новокрещен из подгородных. Он и проводником шел и толмачом. Казаки многие и сами по-здешнему понимали, но по-киргизски мало кто знал. А тот новокрещен знал по-киргизски, и по-джунгарски, и еще другие языки сибирские.

Вот он-то по одному ему ведомым тропкам и навел дозор на улус Абыртая. Улус был уже разорен и безлюден. На елани, на которой улус стоял, лишь остовы юрт виднелись. Ни живой души, ни голоса.

Еще когда далеко от улуса были, Афонька тревожился: никто встречь не попадает. Только раз почудилось, что затрещали где-то впереди кусты. Афонька глянул и приметил, будто темное в кустах метнулось. Зверь? Человек? Кинулся туда Афонька с двумя казаками, сабля наголе. Да где там! Нашли кусты ломаные, траву смятую. Видать по всему — человек здесь был. Проводник-новокрещен, который следом на то место набежал, недовольно головой закрутил, языком зацокал, ругаясь по-татарски, по-киргизски, по-русски.

— Ходим быстро вперед. Киргиз, видать, был, — сказал он.

Не выезжая из укрытия, где дозор остановился, послал спешно Афонька двух казаков встречь атаману. Послал еще двух вперед с татарином-новокрещеном в обход улуса — след поискать. А сам с остальными казаками стал ждать, не решаясь в малом числе из укрытия выйти. Не ровен час — засада где таится. Казаки не спешивались, поводья из рук не выпускали.

Через малое время появились посланные с вестью — атаман с людьми идет. И верно, вскорости атаман Дементий Злобин уже осаживал коня возле Афоньки.

— Ну, чо тут?

— Упредили нас, — хмуро ответил Афонька.

Въехали в улус. Вся елань была истоптана. Кругом валялись вещи разные поломанные, побитые: тряпье, войлок, туесы, коробы. Видно, в спешке угоняли киргизы ясачных. И невдаве. Угли в очагах и кострищах под золой еще тлели кое-где.

Дементий Злобин, все оглядев, еще раз золу в пальцах помял, сдунул с ладони, отер руку о кафтан.

— Менее как с полдни ушли, собачьи дети. Нагнать можно. По коням всем, быстрее давай. Афоня, здесь останешься. Есть где след? — обратился он к татарину-новокрещену, который только что вернулся. Тот кивнул:

— Есть след. Большой след. Много кони. Много пеший люди. Новый след совсем. Хорошо видно.

Казаки напряженно слушали.

— А? Слыхали? — оборотился Дементий Злобин к отряду. Все сидели уже верхами, дожидаясь, когда велят дальше идти.

— Ну, досматривай тут, Афонька, со своими, — атаман Злобин стегнул коня плетью. Тот пошел тяжелой рысью. Казаки тронулись следом и вот уже исчезли из виду.