Аркадий Чудновский - Все начиналось с детства

газета о жизни нашего, 3—го отряда.

Приближался конец смены. Надо было готовиться к

костру и собрать для него палки, ветки, все, что может гореть.

Договорился в соседнем санатории, чтобы нам разрешили

почистить их территорию. Мы собрали столько сухих веток,

что наш костёр был самым большим, а самодеятельность

самой лучшей.

Однако сразу, после конца смены, меня уволили. А

почему? За 16—й станцией Большого Фонтана находится

взорванная, при отходе наших войск из Одессы, 411 береговая

батарея. Я решил сделать прогулку туда со своим отрядом.

На обратном пути две девочки отбежали к полю и

сорвали по одному початку кукурузы. Оказавшиеся недалеко

колхозники увидев совершенное «преступление» «захватили»

наш отряд. Ничего не скажешь — «бдительность». Сами

ночами воровали все, что можно было с полей, чтобы не

умереть с голоду. Два часа морочили голову нам в конторе и

отпустили. Что можно взять с детей. Мы опоздали на ужин и

в лагере был переполох. Не знали, что могло случиться и где

мы. Мобильных телефонов еще не было. За это меня уволили,

но коллектив заступился и меня взяли обратно физруком.

Это все равно, что быть на курорте. Утром надо

протрубить в пионерский горн подъем, мелодия которого

соответствовала песенке:

— Сема! Сема!

— Тут тебе не дома.

— Вставай! Вставай!

— Штанишки одевай.

Затем проделать с детьми десятиминутную зарядку.

В свободное для пионеров время готовить физкультурные

номера к заключительному костру перед окончанием смены.

В 1947 г. «нелегкая» занесла меня на киностудию. Было

объявление о том, что для съемок фильма о подвигах эсминца

«Неистового» (режиссер Борис Бабочкин —играл раньше

Чапаева) нужны мужчины для массовок.

Корабль начинается с имени.

Мне повезло —отобрали в «артисты» без слов в съемках

двух эпизодов: английским моряком в одном и санитаром в

другом, Очень «крупные» роли, но платили не по 25 рублей в

день, а по 50 руб.

Съемка эпизода с английскими моряками проходила

в Краснофлотском переулке с 12 часов дня, когда он

начинал освещаться солнцем. До 12 часов дня мы одетые

и загримированные, были свободны. Костюмы английских

моряков были белые с черными галстуками —дань памяти

об адмирале Нельсоне.

Мы шли гулять по городу и по Дерибасовской улице.

На нас все «пялили» глаза. Здоровались со встречными

знакомыми по—русски. Они от удивления только рот

открывали. Не узнавали.

Продавец газированной воды даже не хотел брать с нас

деньги.

Санитара «играл» с еще одним парнем. Когда «разорвался»

снаряд, мы как санитары вместе с артистами Столяровым,

Измайловым и Кадочниковым подбегали к «раненому».

Еще немного поработал «рабочим сцены». Был

изготовлен капитанский мостик «Неистового» из дерева

и установлен над обрывом на фоне моря на территории

Одесской киностудии. Моя задача была — качать этот мостик,

как будто на море были волны.

Еще в одной массовке при съемке фильма «Миклухо

Маклай» я не успел участвовать. Когда приехал на место

съемки в Аркадию, закончилась смываемая краска из жженой

пробки, которая превращала всех в туземцев. Режиссер дал мне

рупор, чтобы я командовал по его указанию этими «псевдо—

туземцами». Роль помощника режиссера мне понравилась.__

Одесские трамваи 40—х годов «это что—то».

Я относился к тем, кто мог долго стоять на остановке и

ждать трамвай. Потом висеть на подножке (внутри трамвая

часто не было места) четыре—пять остановок, хотя пешком

можно было дойти за то же время. Ехать на подножке было

интереснее, хотя и опаснее.

Однажды на Тираспольской площади, на остановке

трамвая, меня «снял» с подножки милиционер, привел в

дежурку и потребовал уплатить штраф — 3 рубля.

Я сказал: «Мне нужно пойти и одолжить деньги». Он

меня отпустил и, наверное, решил, что навсегда. Когда он

увидел меня снова с деньгами, его лицо приняло неописуемое

выражение.

Я сказал: «Надеюсь, что теперь меня можно простить»,

что и было сделано.

Летом, когда окна в трамвае были открыты, можно было

использовать нижнюю раму трамвая, стоя на ней сбоку вагона

и держаться за окно. И даже разговаривать с пассажиром,

сидящим внутри вагона.

Трамвайные жулики тоже часто висели перед окнами

трамвая, а потом, выхватив у зазевавшегося пассажира сумку,

спрыгивали с вагона и убегали.

Но и внутри вагона было не скучно. Интересны были

афоризмы трамвайных кондукторов. Не привести несколько

из них просто грех:

«Чтоб ты так доехал, как ты купил билет»;

«Прижимаемся друг к другу плотнее и даём пройти

кондуктору проверить билетики»;

«Так, либо я сегодня кондуктор, а вы послушные

пассажиры, либо вы зайцы (безбилетники), а я охотник»;

«Граждане—пассажиры! Чуть—чуть просуньтесь вперёд.

На подножке пожилой мужчина мочится», (идёт дождь);

«Оплачиваем проезд. У кого нет мелочи, ищет в кармане

соседа»;

«Сколько я могу харкать кровью, что задняя дверь только

сюда».

«Передняя площадка, что—то я не вижу за проезд»;

«Так я не поняла. Кто еще сзади не давал?»;

«Кто еще не позолотил руку кондуктору?»;

«Покупайте билетики. Сегодня по выгодной цене.»;

«Кто ещё мечтает заплатить за проезд».

На вопрос: «Куда идёт трамвай?», кондуктор отвечает:

«Вперёд».

Рулончики трамвайных билетов высели у кондуктора на

шее, на верёвочке, как туалетная бумага.

В трамвае всегда держал руку на левом кармане, т.к. в

нем, иногда, бывали деньги. Точно по украинской пословице:

«В одном кармане пусто, а в другом тоже не густо».

Однажды, чувствую, кто—то через прорезь шинели, сзади,

просовывает руку к моему правому карману. Я просунул под

шинелью свою левую руку навстречу и пожал его руку, а

потом обернулся. У парня было обалдевшее лицо. Решил, что

полез к «своему». «Прости, брат» — сказал он и спрыгнул с

трамвая.

У меня была ручка фирмы «Люксор» с золотым пером. Я

её гордо носил в переднем кармане куртки. Однажды садясь