Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Парижская газета «Общее дело» опубликовала заявление Петра Николаевича. Он обещал до лета двадцать первого года высадиться в одном из пунктов Черноморского побережья.

В Эгейском море на острове Лемнос в районе турецкого Чаталджи, в полсотне километров от Константинополя, усиленно готовили русских солдат к боевому походу на большевиков.

Спустя несколько лет под эгидой Врангеля будет создан Российский общевоинский союз (РОВС) — наиболее крупная антибольшевистская организация за рубежом.

Выяснится, что представители Врангеля вели переговоры с Германией, чтобы вовлечь ее (как и Англию) в антисоветский блок.

Генерал А. С. Лукомский будет пытать счастья на Дальнем Востоке. По поручению великого князя Николая Николаевича он совершит строго конфиденциальную поездку в Китай, дабы выяснить там возможности противников большевизма.

Но ни Запад, ни Восток судьба России не беспокоила. Их заявления о ненависти к большевизму и о поддержке беженцев вновь и вновь оказывались пустой болтовней. Буржуазный мир предал Россию.

Эмиграцию разъедала междоусобица, ставшая печальной российской традицией. Когда 4 апреля 1926 года в роскошном зале парижского отеля «Мажестик» торжественно откроется съезд под знаменем объединения всех врагов октябрьского переворота, дело кончится анекдотически. 420 делегатов из 26 стран разобьются на… девять группировок.

Наши бедные соплеменники, не умевшие даже в столь серьезный час договориться между собой, пытались сохранять достоинство и внешнюю бодрость.

Газета «Возрождение» писала 9 апреля того же 1926 года: «Мы отступили. Но мы не сдались. Мы залегли в окопы „беженского существования“».

Увы, лежать пришлось вечность.

Окопы стали братской могилой.

Одним из самых деятельных был Савинков, постоянно повторявший:

— Подождите, вот-вот ударим… Осенью большевикам конец. Готов заключить пари! На ящик шампанского.

Встретившись в кафе на Пляс Пигаль с Буниным, Савинков говорил:

— Юзеф Пилсудский уверен, что скоро начнем поход на большевиков, а он осведомлен о русских делах как никто. Он вообще люто ненавидит Россию. И в этом — наш козырь!

— А что же он летом прошлого года замирился с Лениным? Тогда его мощь весьма была нужна Врангелю! — усмехнулся Бунин.

— У него дальние планы. Тогда он мне прямо сказал: «Пусть русские дерутся между собой, Польше это только на руку!» А большевики сами себя изживут. Ведь, что они ни делают, все против логики идет, все смешно и все во вред России. И стало быть, ослабляет их позиции.

— Так вы, Борис Викторович, отождествляете русский народ и большевиков?

— Конечно! Ведь ни у какого другого народа большевики не прижились бы, никакая хитрость не помогла. Какой самый любимый лозунг у манек и ванек? Тот, который выдвинул господин Ленин: «Грабь награбленное!» Я вообще преклоняюсь перед этим человеком — тонкий политик, прекрасный знаток психологии толпы. Его призыв с восторгом подхватили миллионы наших соотечественников — грабили все, что могли. Что было не нужно — книги, скажем, картины, — сжигали. Ведь вы, Иван Алексеевич, сами рассказывали, что у вас в поместье крестьяне ощипали павлинов и те носились окровавленные…

— Поместья у меня не было и павлинов тоже…

— А разве не вы красочно изображали жестокость и дикость российского мужика? Я ведь читал вашу «Деревню»…

— Невнимательно читали. Я никогда народ не принимал за единородную массу. В любой стране рядом с высоким соседствует низкое. Сейчас французские газеты пишут про некоего Ландрю — маньяка, который убивал своих сожительниц, — Рауля Синюю Бороду перещеголял. Так что, по нему о всех французах судить?

— И все-таки…

— Если и воспользовались политики доверчивостью народа, позволили разгуляться всяким негодяям, то народ своими страданиями искупил свой грех.

В этот момент показался изящно одетый, стройный человек. Это был Маклаков. Он приподнял модное канотье, поклонился:

— Там, где собираются два русских интеллигента, тут же возникает спор. И конечно, политический?

— На сей раз вы, Василий Алексеевич, не ошиблись. Милости просим к нашему роскошному столу.

Бунин с большой симпатией относился к этому приятному человеку. Присяжный поверенный, как и многие другие российские политики, помещик, депутат трех последних Государственных дум, член ЦК единственной партии, к которой Бунин относился без неприязни, — кадетской. Но главным достоинством Маклакова было, на взгляд Бунина, то, что его любил и отличал сам Лев Николаевич, был с ним в переписке. Более того, Маклаков частенько гостил в Ясной Поляне.

— Так о чем спорим?

Савинков вкратце объяснил суть диспута и поинтересовался:

— А ваше мнение, Василий Алексеевич?

Деликатный, мягкий характером, Маклаков улыбнулся:

— В августе девятого года я приехал в Ясную Поляну, за обеденным столом собралось более двух десятков человек. Лев Николаевич попросил уже после ужина винегрета. Софья Андреевна и Татьяна Львовна восстали против этого.

Я редко видел Толстого таким возмущенным.

«Как вы смеете внушать мне, что есть, а чего не есть? Держите ваши мнения при себе, а меня не поучайте. Хотя бы своим возрастом я заслужил право на то, чтобы иметь собственное мнение».

Вот и вы, господа, вполне достойны руководствоваться собственным мнением. Если позволите, я вместе с вами выпью чашечку кофе с рюмкой коньяку. Эй, гарсон!

И немного позже Маклаков произнес с расстановкой:

— Теперь нельзя бросить камнем в русский народ. Русский народ — распят. Надо быть милосердным.

— Лучше не скажешь! — Бунин с чувством пожал Маклакову руку. — Да, Василий Алексеевич, нельзя бранить того, кто несет крестные муки.

Как-то к Бунину заглянул Алданов. Он держал небольшого формата книжицу.

— Когда я писал свою книгу «Ленин» — на французском языке, то, естественно, собирал всевозможные биографические материалы. Но вот только сегодня в «Доме русской книги» мне предоставили вот этот шедевр. — И Алданов протянул книжку Бунину.

Тот раскрыл ее: автор — Г. Зиновьев. И название опуса — «Н. Ленин. Владимир Ильич Ульянов. Очерки жизни и деятельности. Петроград, 1918».

— Ценный труд, — Бунин саркастически улыбнулся. — А почему у Ленина инициал «Н»?

— Это его стойкий псевдоним. Думаю, что это первая вышедшая отдельным изданием биография большевистского вождя. Зиновьев положил в ее основу свою речь в сентябре восемнадцатого года. И тут же отпечатал массовым тиражом. Вы полистайте внимательней, много интересного обнаружите.

Едва Бунин углубился в созерцание этого труда, как его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Ну и подлец Гришка Зиновьев! Мало того что издал подхалимскую биографию Ленина, он ее посвятил всего-навсего «дорогой Надежде Константиновне»!