Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Над Буниным гроза разразилась самым неожиданным образом.

Галина Кузнецова давно томилась в Грасе. Ее угнетала однообразная жизнь, пустые провинциальные будни, двусмысленность собственного положения. Когда-то у нее был муж, страстно ее любивший. Был пусть скудный, но свой быт, своя семья.

Но все круто изменилось августовским днем 1926 года…

Словно разморенная беспощадным южным солнцем, желто-зеленая волна лениво стелилась на золотой прибрежный песок и с тихим шорохом сползала обратно, оставляя после себя темную полосу. Небосвод пламенел багровым закатом, обещая душный вечер.

Поджарый, крепкого сложения человек в полосатых шортах на узких бедрах быстро вошел в воду, поднырнул под набегавшую волну и долго не появлялся на поверхности.

Его голова мелькнула далеко, саженях в пятнадцати от берега. Красиво вытянув тело, взбурливая воду ногами, он широкими гребками уплывал все дальше и дальше. Он плыл по солнечной дорожке, словно торопясь слиться с опускавшимся к горизонту гигантским диском светила.

Вдосталь наплававшись, он вылез на берег, слегка пошатываясь от приятной усталости и оставляя узкими пятками глубокие следы, тут же наполнявшиеся водой, направился вдоль полосы прибоя.

— Иван Алексеевич, Иван Алексеевич! — Размахивая руками, жизнерадостно улыбаясь, к Бунину спешил тщедушный человечек с какой-то дамой.

Когда они приблизились, он узнал историка литературы и пушкиниста Модеста Гофмана. Рядом стояла миловидная, чуть полноватая молодая женщина, невысокого роста, но сложения все же приятного. Весь ее вид выражал особого рода покорность, податливость, что особо ценится любителями женских прелестей.

После горячих приветствий Гофман весело произнес:

— Мне сказали, что вы приехали в Жуан-ле-Пэн и остановились в «Русском доме». Вот мы с Галиной Николаевной, моей соседкой по отелю, большой поклонницей вашего таланта, поспешили к вам, Иван Алексеевич, в гости. А Вера Николаевна сказала, что вы не утерпели, побежали купаться на этот пляж. Мы за вами… Но, доложу вам, вы плаваете как заправский спортсмен! — Спохватившись, оглянулся на свою спутницу: — Позвольте представить — Галина Кузнецова, поэтесса.

Она так ласково, так зазывно взглянула своими большими глазами на Бунина, что у того в сладком предчувствии похолодело в груди. Он молча смотрел на нее, подыскивая какую-нибудь приличную моменту фразу, желая сказать что-нибудь естественное, не банальное, но слова шли на память все какие-то убогие, вычурные.

Легким, непринужденным движением она протянула ему тонкую изящную кисть. С давно не испытанным волнением он задержал ее в своей руке и почувствовал, что все идет кругом и все во вселенной исчезло, все — кроме нее, о встрече с которой, казалось, мечтал всю жизнь, день за днем.

— Я помню ваши стихи, — живо произнес Бунин. — Я читал их в «Благонамеренном».

Она счастливо удивилась, улыбка очень красила ее лицо.

— Спасибо! — Ее голос звучал благодарно и робко. — А я-то была уверена, что стихи никто не заметил.

— Еще как заметил! И даже запомнил.

Иван Алексеевич вдруг почувствовал необыкновенный внутренний подъем и, удивляясь самому себе, что он действительно помнит ее стихи, которые когда-то, месяца два-три назад, видел в журнале, который князь Дмитрий Шаховской выпустил в Брюсселе, начал читать:

Почувствовать свое предназначенье

Сгибать мечту, как самый страстный лук,

И падать в раскаленное теченье

Неутоляемых летами мук…

Он замялся, но она тут же пришла на выручку и продолжила:

Всю жизнь следить с берегового вала

Нездешнего круженье корабля…

Мне — правнучке упрямого Дедала —

Отмерена смиренная земля…

Галина спохватилась:

— Какая глупость — в вашем присутствии читать свои стишата. Надо вас слушать и слушать. Когда мне было пять лет, мне на Рождество подарили вашу книгу — «Полевые цветы». Наверное, смешно, но под елкой я читала стихотворение «Летняя картина». Я его и сейчас помню. Хотите прочту?

Бунин приятно удивился. Едва заметно заикаясь — природный дефект, — она весело продекламировала:

Там, где тенистыми шатрами

Склонились ивы на затон,

Весь берег с темными садами

В зеркальной влаге отражен.

Там, где широкой мягкой тенью

Сокрыта в зелени река,

Все веет сладостною ленью

Под тихий шепот тростника.

Там, отдыхая, сердце дремлет,

Когда закат горит в огне,

И чутко в сонной тишине

Вечерним летним звукам внемлет.

Бунин был растроган и думал: «Неужто это та самая встреча — долгожданная и счастливая… Господи, сколько ждал ее! Лишь бы не ошибиться, лишь бы не отпугнуть это удивительное существо, подобных которому еще никогда и нигде не встречал!»

Гофман давно куда-то исчез. Неожиданно для себя Бунин спросил:

— Вы замужняя?

— Да, он, как и я, из Киева. Юрист по образованию.

— А что теперь делает?

Она вздохнула:

— Что он может делать? Шофер такси. Его зовут Дмитрий Петров.

— Он не заревнует?

Она неопределенно и с легким пренебрежением махнула рукой:

— Вы надолго сюда?

— Да нет, недели на две, на три. А вы?

— Через девять дней у Дмитрия кончается отпуск, вернемся в Париж.

У них без конца возникали вопросы, они едва успевали отвечать друг другу. Он не заметил, как взял Галину за руку, и та ответила ему ласковым пожатием.

— Давайте увидимся через час у ресторанчика? — попросил он.

И хотя знали, что уже завтра все курортное местечко будет судачить о них, они вечером пошли в ресторан. С Буниным постоянно раскланивались, почти все русские знали его в лицо, на них смотрели, их обсуждали.

Они пили хорошее красное вино, танцевали танго, и старый еврей-скрипач играл так, словно наступил последний день его жизни. По московской привычке Бунин через официанта передал ему пятьдесят франков. И скрипач, глядя на их столик трагическими темными глазами, заиграл так жалостно, что хотелось плакать.

…Они ушли далеко-далеко к молу. Звезды скатывались с неба, и он загадал желание.

Словно сговорившись, они свернули от берега и стали подниматься на холм, густо поросший южной зеленью. Галина потянулась к нему, и он страстно и нежно коснулся ее губ…

Море с тихим шумом выкатывало на берег волны, а какая-то запоздалая чайка кричала резко и жалобно, словно предрекая этой встрече роковую развязку.

Целые дни Иван Алексеевич проводил вместе с Галиной. Вера Николаевна и прежде не любила ходить на пляж и никогда не принимала морских ванн. Теперь она попросту сделалась бы там лишней.

Муж Галины — Петров — давно привык к самостоятельности жены и поначалу не обращал внимания на ее дружбу с Буниным. Но теперь Галина приходит домой лишь переодеваться и ночевать, к мужу стала оскорбительно холодной. Петров не выдержал, укоризненно произнес: