Геннадий Прашкевич - Гуманная педагогика [из жизни птеродактилей]

О чем думал Дед, слушая московского гостя?

Понятно, от новых писателей ждут нового искусства.

Очень ждали в тридцатые годы этого нового молодого писателя — дерзкого, с серпом и молотом в мускулистых руках, с зовущей песней о встречном, а под красным знаменем, как ни странно, теснились всё больше худосочные, прокуренные, перхающие, нормально не переварившие ни Маркса, ни Бебеля, мучающиеся отрыжкой символизма и всего такого прочего. То же и сейчас. Какой-то чех в пражском метро отталкивает от дверей советского солдатика: а ты, дескать, на танке езжай! И Кочергин, твою мать, шлет телеграмму в защиту этого нашего союзника чеха.

«Я называю кошку кошкой».

В свое время опытный полковник МГБ Анатолий Барянов весело говорил Деду: не выгорело это ваше белое дело. Весело указывал: унесли вы свое горе в Китай, вот там его и оставьте, не тащите обратно. В нашей стране мы всех подвергнем жгучей прожарке. Душу каждого заблуждавшегося лизнет очистительный огонь. Помните, весело спрашивал Барянов, чем закончил ваш уверенный полковник Карпенко? Службой в красном Владивостокском ГПУ. Сумел перековаться. А генерал Брусилов? Спецом в Стране Советов. Они, спецы, бывшие белые офицеры, с помощью комиссаров из народа быстро покончили с анархией в рабоче-крестьянской Красной армии, научили людей грамотно воевать. Вот правильный поворот.

Груб был полковник Барянов.

В Перми, весело напоминал Деду, по Сенной площади в восемнадцатом году генерал Пепеляев скакал на белом коне в вихре клубящегося снега под своим бело-зеленым флагом, а за ним радугой — конвой в шапках с малиновыми верхами. Пермяки плакали от умиления: слава герою! Генерал Пепеляев тогда был не прочь первым войти в Москву, тревожился, не дай бог, его обставит Деникин!

Напрасно тревожился. Не обставил.

Азиаты правы: прошлое недостоверно.

Что оглядываться? Что там увидишь в прошлом?

Ветреный сырой Петроград, туман, снег… Горящие пермские леса… Пыльный степной Омск… Стеклянные льды Байкала… На станции Мысовая — япсы, откровенно разглядывающие героев, вырвавшихся из ареала красной заразы.

Всех произвести в следующий чин!

Снег… Но почему снег?.. Почему он помнится?

Этот снег в декабре девятнадцатого медленно падал на желтые водонапорные башни, на запасные пути, на закрытые семафоры, на стрелки, на вагоны, вагоны, вагоны, на бело-зеленые ленточки на шапках-колчаковках…

Все пути станции Тайга были забиты эшелонами.

Пулеметы на водонапорных башнях, за полосой отчуждения шумно фыркает п а ром черный броневой поезд генерала Пепеляева. Сам он с братом, Виктором Николаевичем, премьером Сибирского правительства, с утра в штабном вагоне Верховного.

Речь о главнокомандующем, о генерале Сахарове.

Сколько можно терпеть этого хлыща? Всем известно, еще в Неплюевском кадетском корпусе будущий генерал получил прозвище Бетонная Голова. Такой он и есть, хотя дело, конечно, не в прозвище, мало ли кого как называли, тут дело в принципе. Вспомните, кто провалил Челябинскую операцию. А кто сдал Омск красным? И не просто сдал, а оставил большевикам все запасы. Какому-то бывшему поручику Тухачевскому оставил, то ли грузину, то ли еврею (без этих кровей и бунта нет). Этого красного Тухачевского генерал Каппель Владимир Оскарович громил успешно, особенно под Симбирском.

А Сахаров?

Чего достиг Сахаров?

Ну оканчивал грузино-еврей Тухачевский Московский кадетский корпус и Александровское военное училище, ну неплохо служил в Семеновском полку, воевал с австрийцами и немцами, бегал из плена, — не поручику же нам уступать! Где школа ? Да, известно, бывший поручик не то чтобы жесток, просто не имеет жалости, отсюда успехи. Где же ваша школа , генерал Сахаров? Получается, вы бывшему поручику Тухачевскому не просто Омск уступили, а как бы еще подарили ему (руками большевиков) революционный орден Красного Знамени. Тридцатитысячный гарнизон Омска без боя захвачен дивизией красных, только что совершившей изматывающий марш-бросок. А в придачу к ордену Красного Знамени еще и Почетное революционное оружие.

Генерал Сахаров как раз явился с докладом к Верховному.

Сутулую спину адмирала Колчака обтягивал серый защитный френч.

Говорил отрывисто, с кокаиновой одышкой, к тому же голос посажен бесконечным курением. Братьям Пепеляевым, крепким коренным сибирякам, заканчивая неприятную беседу, бросил: «Никого больше не неволю. Положение сложное. Томск рядом, вы вполне можете вернуться в родные места. Только учтите, оставив нас, рассчитывать сможете только на себя».

Кивнул Сахарову: «Докладывайте».

«В присутствии посторонних?» — удивился генерал.

Адмирал укоризненно покачал головой, оскорбленные братья вышли.

Наклонив голову, молча принял подготовленные к утверждению приказы.

Подписывал быстро, задержался только на самом последнем — о срочной реорганизации 1-й Сибирской армии (командующий — генерал-лейтенант А. Н. Пепеляев) в обыкновенный не отдельный корпус. Над этим приказом Верховный задумался. Закурил новую папиросу. Да, армия Пепеляева обескровлена в боях, дисциплина упала, оборона на линии Новониколаевск — Тайга — Томск так и не построена, но все же это именно Анатолий Николаевич блистательно занял в свое время Пермь, захватив в плен сразу более двадцати тысяч красноармейцев. Щедрая сибирская душа — всех отпустил по домам. Освобождение Перми пришлось, кстати, на сто двадцать восьмую годовщину знаменитого взятия крепости Измаил Суворовым, поэтому и прозвище получил не «Бетонная Голова» (как некоторые), а «сибирский Суворов».

Пыхнул дымом: «Не торопитесь с приказом?»

Пояснил Сахарову: «Буквально десять минут назад Анатолий Николаевич вот здесь заявил мне, что армия и без того в сильной ажитации. — Нервно закурил очередную папиросу. — Как заявил Анатолий Николаевич, он нисколько не может гарантировать того, что, подписав подобный приказ, мы с вами, Константин Вячеславович, не будем незамедлительно арестованы».

«Тем более следует сменить руководство, — твердо повторил Сахаров. — Разбаловались. Предлагаю, Александр Васильевич, отдать 1-ю Сибирскую генералу Войцеховскому».

«А Пепеляев вас требует заменить».

«Это решать вам, главнокомандующему».

«Хорошо, Константин Вячеславович. Я поговорю с Пепеляевым».

Братьев, не отходивших от штабного вагона, вернули обратно.

Младший Пепеляев прочел (правда, еще не подписанный) приказ.

Реорганизовать 1-ю Сибирскую? Как? Что такое? «Моя армия этого не допустит!»

«Какая же это армия, если не подчиняется приказам главнокомандующего? — демонстративно удивился генерал Сахаров. — Помнится, однажды под Омском вы уже грозили нам солдатским бунтом, теперь что за новое дело?»