Георгий Караев - Загадка Чудского озера

— Желаем успеха! — прокричал он в рупор, а стоявшие вдоль борта пассажиры махали платками и шапками.

А дел, и притом весьма срочных, оставалось очень много. С самого раннего утра до наступления темноты в Больших Воротах царило небывалое оживление.

Необходимо было составить план основания Вороньего Камня и остатков валов, находившихся на дне. Аквалангисты были вооружены всем необходимым для этого: герметически закрытый компас, специально приспособленный для подводного фотографирования фотоаппарат в боксе и пленки высокой чувствительности, мерная лента, подводные прожекторы, буйки, легкий теодолит и многое другое…

И тем не менее буквально с первых же шагов появились, казалось, непреодолимые препятствия.

Началось с попыток Владлена Ивановича сфотографировать сохранившиеся около Вороньего Камня остатки валов. Вода была настолько мутной, что это оказалось невозможным. Мощный луч подводных прожекторов бессильно упирался в сплошную завесу планктона.

ГК-201 в Больших Воротах.

— Да, это не Черное море… — сказал Ягунов, председатель секции подводного спорта Ленинградского клуба ДОСААФ.

— А что, если вместо фотографирования мы будем делать зарисовки? — не совсем уверенно предложил Рэм Стукалов.

Он был чемпионом Союза, к его мнению аквалангисты всегда внимательно прислушивались, но сейчас его предложение показалось нелепым.

— Рисовать под водой? Разве этим кто-нибудь занимался? И как рисовать?

— Как рисовать под водой? — ответил Рэм. — Очень просто. Вместо бумаги надо взять кусок фанеры. Никаких прожекторов не надо — они слепят. Конечно, это будет только самый общий набросок… Иначе нельзя. Да и то придется ведь все больше ощупывать, чем разглядывать. Там почти темно и руку-то с карандашом можно рассмотреть только с трудом. В таких условиях много не нарисуешь. Ну а потом, вечером, можно будет переносить эти наброски на бумагу, попутно, конечно, дополнять их подробностями, которые удастся запомнить…

Было совершенно тихо, когда утром следующего дня ГК-201, рассекая зеркальную гладь озера, направился к острову Вороньему. Белые кучевые облака отражались в голубой воде. Но такой была только озерная даль, а вода оставалась все такой же мутной, зеленоватой, дна совершенно не было видно.

Еще с вечера Рэм нарезал несколько кусков фанеры. Карандаши приспособили под наручный ремешок компаса. Кто-то предложил использовать под водой не обычный карандаш, а чернильный. Эта мысль показалась всем блестящей.

Вот и остров Вороний. Катер медленно входит в Большие Ворота и бросает якорь над Вороньим Камнем. У борта, там, где спущен трап, собрались не только аквалангисты, но и экипаж катера. Стукалов готов к спуску. Не теряя времени, он скрывается под водой…

Не прошло, однако, и двух минут, как на поверхности появилась фанера, а следом за ней вынырнул и Рэм.

— Еще не приспособился, — смеясь, объяснил он. — Фанера все время вырывается из рук.

Примерно через полчаса Стукалов показался вновь и, подплыв к катеру, поднялся на палубу. Все столпились около него.

— Вот, — сказал он, подавая Караеву мокрый лист фанеры.

— Да тут ничего не понять, — проговорил Георгий Николаевич. — Здесь только какие-то чернильные пятна, а на обороте… на обороте… я что-то не пойму.

— Это только начало — сами увидите. Вот на этой стороне действительно только чернильные пятна, это я пробовал работать чернильным карандашом. Он совсем под водой не годится. Расплывается, едва до доски дотронешься, и в воде очень быстро растворяется. От него даже, вроде как от папиросы, струйка дыма получается. Только тоньше, конечно. А вот с этой стороны я обычным карандашом для себя заметки сделал. Могу хоть сейчас сесть и нарисовать их на бумаге.

Зарисовка под водой кладки у острова Вороньего.

Зарисовать под водой можно, конечно, только внешний вид валов и материал, из которого они сложены. А весь план их расположения пришлось «вынести на поверхность воды».

Аквалангисты и водолазы буйками, вехами обозначили опорные точки валов. Ну а дальше гидрологам на лодках уже нетрудно было при помощи теодолита и мерной ленты сделать съемку, как на суше.

Когда Стукалов закончил свой рисунок, то сперва он разочаровал всех. Вместо аккуратной кладки, которую почему-то представляли себе «сухопутные» участники экспедиции, — беспорядочное нагромождение камней-валунов, известняковых плит, глыб песчаника, лишь отдаленно напоминавшее вал. Оказалось, что под водой сохранились не валы, а лишь их каменная основа. Да и та была в значительной части разрушена. Подобные валы создавали новгородцы при возведении укрепленных городов. Каменная основа вала была такая же, что и у Вороньего Камня. Строители засыпали «фундамент» землей и песком, а сверху ставили крепкий частокол из заостренных бревен. Так было, по всей вероятности, и в данном случае. Казалось весьма возможным, что экспедиция обнаружила остатки старого городца, о существовании которого догадывался Паклар. В таком укрепленном городце мог помещаться гарнизон небольшой пограничной заставы или постоянный наблюдательный пост. С вершины Вороньего Камня можно было не только полностью контролировать движение судов в Больших Воротах и в устье реки Желчи, но и хорошо просматривать озерные подступы со стороны западного Суболичьского берега Узмени.

Невольно вспоминалось предание о Вороньем Камне, как страже порубежных новгородско-псковских земель. Сторожевая служба, которую несли у Вороньего Камня русские воины, стала в поэтической форме приписываться самому Вороньему Камню.

Ежедневно выходили катера ГК-201 и «Судак» с аквалангистами и водолазами. Постепенно на бумаге появлялся план примыкавшего к Вороньему Камню древнего сооружения. Оно имело очертания неправильного многоугольника, одной стороной которого было основание Вороньего Камня. Все ясней становилось, что сооружение вала, кроме оборонного значения, могло иметь своей целью и ограждение Вороньего Камня от наступавших озерных вод, из года в год все более заливавших берега Городецкого острова и угрожавших превратить его западную часть в остров. Это могло произойти примерно в XV веке, то есть вскоре после того, как Вороний Камень последний раз упоминается в летописи 1463 года. Именно тогда на месте современной деревни Кобылье Городище был построен одновременно с перенесением туда с Озолицы церкви Михаила Архангела Новый Городец.