Мик Зандис - Ливонская ловушка [litres]

С колокольной башни церкви Святого Петракартина боя раскрывалась, как на ладони. Курши наступали. Большие щиты хорошо защищали их от стрел. Меченосцы забрались на земляной вал и были тотчас сметены стрелами лучников. Арбалеты стреляли дальше луков, но скорострельность их была ниже и число самих стрелков невелико. Между ними и торговой площадью перед стенами крепости оставалась только рыбацкая деревня. Горожане уже подожгли ее дальнюю окраину, и огонь быстро набирал силу. От порыва ветра пламя взлетело вверх, присело, метнулось вбок, в сторону крепости, зацепилось за еще нетронутые строения и вдруг исчезло. Вместо него вверх повалили густые клубы дыма. Они поглотили панораму битвы, размыли изломанный горизонт, разлетелись причудливыми формами. Воины противоборствующих сторон задыхались, продвижение куршей замедлилось.

Деревенские дома вспыхивали один за другим. Дым долетал даже до башни, и глаза епископа заслезились. Он отер их рукавом сутаны, и на миг в его зрении что-то сместилось, как в тот день, когда он впервые увидел с борта корабля строения купеческой фактории на берегу Вены. Здесь, понял он тогда, именно здесь, а не в далеко отнесенном от моря Икскюле должен стоять главный город Ливонии. Без малого десять лет потребовалось, чтобы воплотить его замысел в раскинувшиеся под его ногами строения. Частично воплотить.

Свежие клубы дыма, взлетая к небу, словно выстраивали перед ним за границей Риги призрачный, невиданной красы город с башнями и остроконечными крышами. С замками и садами. С церквами и не страшащимися огня каменными домами. Обязательно каменными! В самом центре пожарища отчетливо, как наяву, представились стены нового собора Святой Девы Марии. Рядом с ним новый епископский замок, как можно дальше от раздражающего соседства орденского замка. И школа. Прямо там, рядом с собором. Городу нужны свои грамотные люди. Писцы, счетоводы, лекари, зодчие. Свои, а не то отребье, собранное со всех закоулков великой империи. И надо обязательно запретить возведение в городе новых деревянных строений. Это первое, о чем он заявит на первом же капитуле. Сразу после битвы, как только с помощью Господа…

Свежий порыв ветра смахнул редеющий дым. Немногочисленные рыцари, меченосцы и баллистарии сражались отчаянно, но ряды их редели, а у куршей на место павших или измученных сражением со свежими силами вставали те, кто еще не растерял боевого пыла. Иоганн уже с привычным мечом в руках бился бок о бок с едва оправившимися от недавнего поражения братьями Вернерами. Группа купцов образовала у ворот маленький отряд самообороны с вилами и мотыгами, и только недостаток вооружения мешал им вступить в бой. Ремесленники, монахи, девицы из Женского дома, рыночные торговцы и оказавшиеся в ловушке гости праздника метались по улицам, в растерянности жались к стенам церкви, словно в надежде, что христианский Бог защитит их от вторжения язычников. Или его земной представитель.

Он повернулся в другую сторону в надежде увидеть приближение войска Каупо или других союзников. Поля и проселки вокруг крепости были пусты. Лишь в дальнем поле в верховьях Вены виднелись небольшие клубы пыли, словно конный отряд мчался на помощь осажденным. Не слишком ли поздно доберутся они до крепости? Его взгляд остановился на выгравированной на теле колокола надписи «Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango» («Живых зову. Мертвых оплакиваю. Зарницу укрощаю»). Оттолкнув звонаря, он несколько раз хаотично дернул за язык, и металл отозвался непривычным гулом.

Сражение за стенами крепости внезапно стихло. Курши недоуменно оглядывались. Кто-то из них взялся подбирать убитых и раненых, кто-то зализывал собственные раны. Стоило остановить отчаянную рубку, и руки налились тяжестью, с трудом удерживали мечи и щиты. Что-то пропел их боевой горн, и нападавшие стали неспешно отходить. Защитники, подхватывая своих убитых и раненых, устало потянулись к воротам крепости.

Альберт, воодушевленный внезапным воздействием гласа Божьего, перехватил посох за центр древка, поднял его над головой и склонился над парапетом площадки. В лучах солнца его белое одеяние светилось, словно само излучало свет изнутри. Люди на площади застыли.

– Братья и сестры, – донеслось до них с высоты. – Пробил наш час испытаний. Курши отошли, но они скоро вернутся. Только силой и мужеством докажем мы преданность нашу истинной христианской вере. Сейчас вам раздадут оружие. И пусть каждый из вас с оружием в руках встанет на защиту своих жизней, своих детей и самой Святой церкви. Каждому, кто вступит в бой, будет даровано отпущение грехов. Да будет так! Аминь!

Гул воодушевленных голосов пронесся по толпе.

– Господь с нами!

– Разобьем язычников!

– Смерть язычникам!

Альберт вновь потряс посохом. Душа его кипела, словно призывая сменить сутану на кольчугу, а епископский посох на двуручный меч и самому вступить в бой за веру во славу Господа, и он с трудом подавил внезапный порыв. Господь даровал ему другую роль. Его слово должно быть острее меча. Его воля и его видение дадут защитникам больше силы, чем его руки, привычные не к оружию, а к крестному знамению.

Кто-то тронул его за рукав. Карл, с избытком наделенный могучей первобытной силой, которая так нужна сейчас защитникам внизу, стоял рядом и настойчиво тянул его за край сутаны.

– Вам нельзя стоять на открытом месте, отче, – промычал монах. – Там стреляют.

– Глупости. Курши отходят. Мы слишком высоко. Кто сможет… – начал отвечать епископ, и слова застыли на его губах.

– Не надо ее, – потребовала Лея. – Она новенькая и еще ничего не умеет. И она тебя боится.

– О, еще как надо! У меня идея. Я сделаю это прямо здесь. Под звуки музыки. Я буду это делать, а он будет играть на дудке.

– Но я не могу!

– Не можешь? – Рудольф вернулся к Вальтеру и кольнул его кончиком меча в живот. На тунике выступило кровавое пятно. – Хочешь, чтобы я вспорол тебе брюхо?

– Я не могу играть на флейте! – прохрипел миннезингер. – У меня распухли губы и горло. Я не смогу выдуть воздух. Не трогай меня – и я сыграю на гитерне.

Рыцарь в сомнении покачал головой.

– Кажется, ты опять хочешь меня перехитрить. Чтобы играть, тебе нужны свободные руки. Ты что-то задумал.

– Для флейты тоже нужны руки. На мне столько веревок. Что я могу задумать? Но если ты не хочешь музыки…

– Помолчи.

Рудольф еще раз выглянул наружу, убедился, что в порту по-прежнему пусто, выдвинул ящик из-под лавки и достал оттуда гитерн. Затем внимательно осмотрел инструмент и, не обнаружив в нем ничего подозрительного, разрезал веревки на руках Вальтера.