Мик Зандис - Ливонская ловушка [litres]

– Пойдем, – негодующе прошипел Вальтер, увлекая юношу за собой. Затащив его за угол, он оглянулся по сторонам, убедился, что их никто не услышит и только тогда заговорил вновь: – Ты что, спятил? Мы здесь не для этого.

– Но она что-то хотела. Может, ей нужна помощь.

– Я скажу тебе, чего она хотела. – Вальтер гневно ткнул в него пальцем. – Нельзя же быть таким глупцом. Ты правда не понял, что это за красотка?

– Все я понял, – возмутился Иво. – Конечно, она красивая, это я видел и без тебя. Не такая, как наша Зигма или Лея, но красивая. Кажется, она спала и не заметила, что вышла почти без одежды. У нее грудь…

– О Боже! – Вальтер сокрушенно воздел руки к небу. – Что за святая простота! Ты можешь думать о чем-нибудь другом? Красотками у нас называют продажных женщин. Или падших женщин. Дошло до тебя теперь?

– Постой, постой. У нас тоже похищают девушек, и потом приносят за них выкуп. Но почему они падают?

– Хорошо. Постараюсь объяснить проще. Красотки из этого Женского дома продают свою любовь. Точнее, свое тело. Любой неженатый мужчина может зайти в этот дом, заплатить и насладиться с ними любовными играми. Любой мужчина с любой из этих женщин! Только этого нельзя делать до полудня, перед воскресеньем и в церковные праздники.

– И ему за это ничего не будет? Его не осудят?

– Нет, конечно.

– А женщин не изгонят из города и не казнят?

– Есть люди, которым не нравятся Женские дома. Но за что изгонять красоток? Закон не запрещает им делать то, что они делают.

– И любая может стать красоткой?

– Ну, если она не замужем и…

– Значит, она может, сколько захочет, заниматься этим с любыми мужчинами, а потом спокойно выйти замуж, и ее муж не будет против?

– Красотка, которая хочет покинуть Женский дом, должна раскаяться. Ну то есть сказать, что она жалеет о своем прошлом. И тогда она может поступить в монастырь и жить с другими женщинами, к которым не пускают мужчин. Или выйти замуж. Ее мужу за это даже полагается награда. Так что я не знаю, против он или не против. Почему ты об этом спрашиваешь? Мы с тобой здесь не для того, чтобы развлекаться с женщинами.

Иво задумчиво улыбнулся.

– Не сердись. Мне просто интересно. Раньше ты мне о таком не рассказывал. И еще… у таких женщин должны появляться дети, много детей. Как они узнают, чей это ребенок?

– У них не появляются дети.

– Тогда я совсем не понимаю, как можно заниматься этими, ну… играми, чтобы не появлялись дети.

– О, они знают способы. Лучше спроси об этом у них самих. То есть ничего спрашивать, конечно, не надо, это я так, фигурально. И… давай поговорим об этом в какой-нибудь другой раз.

Они вышли на площадь, посреди которой стоял совсем уже огромный дом, а рядом с ним убегающая под самое небо башня с острым наконечником, на котором сидел петух. Тот самый, вспомнил Иво, дом единственного германского бога, который они видели с противоположного берега. Внутрь вела большая, в два человеческих роста дверь. Наверное, германский бог был огромным. Или нет? Сбоку от входа в стенной нише стояла искусно вырезанная из камня фигура бородатого человека в спадающем с плеча просторном плаще, которого легко хватило бы для двоих. Одной рукой он сжимал предмет, похожий на свернутую в рулон шкуру, другая рука назидательно выставила вперед указательный палец.

– Это он? – прошептал Иво и тронул Вальтера за рукав.

– Кто? – встревоженно оглянулся миннезингер, и Иво указал на скульптуру. – Бог германцев. Я думал, он больше. Зачем для него такие большие двери?

Вальтер облегченно вздохнул.

– Это святой Петр. Его еще называют ключарем царствия небесного. Или рыбаком. Церковь возведена в его честь.

– Понял. Бога зовут Петр. Почему ты сказал «святой»? Что это значит?

– Ты ничего не понял. У Бога нет имени. Имена дают людям. А он… Только несколько особых людей видели его. Дева Мария родила от него сына Иисуса, у которого был верный друг и последователь Петр, который и не Петр был сначала и предал его, но Иисус простил его и… И еще Петр воскрешал людей из мертвых.

– Правда? Значит, он мог бы воскресить моего друга Ано?

– Он никого не может воскресить. Он сам давно умер. Слушай, я же говорил тебе, что я не священник и не силен в богословии. И нам ни к чему привлекать к себе внимание. Пойдем.

Теперь Иво еще больше захотелось увидеть германского Бога, тем более что огромная дверь уже открывалась и из нее выходил человек в черном, доходящем до самых пят одеянии, но Вальтер свернул с площади в новый проход.

При таком скоплении домов людей почти не было видно. И лишь при пересечении с новым проходом им навстречу, тяжело отдуваясь, вышел человек с огромным, как у женщины на сносях, животом и с обвисшими, обильно покрытыми красными прожилками щеками. От него пахло потом, мясом, и еще исходил какой-то запах, перебивающий даже смрад улицы. Увидав молодых людей, толстяк остановился, широко расставил ноги в странных ботинках с бантиком и ткнул пальцем в голубей на плече Иво.

– Вот вы где! Вообще-то я ждал, что будут куропатки. Идите за мной.

Толстяк развернулся и, не глядя на них больше, тяжело зашагал вперед. У ближайшего дома он остановился, вытащил откуда-то из-за пазухи ключ размером с ладонь, отпер им массивную дверь, шагнул через порог и сделал приглашающий жест. Путешественники переглянулись. Вальтер пожал плечами, коротко приложил палец к губам, призывая к молчанию, вошел внутрь, и Иво, не перечя боевому товарищу, последовал за ним. Но для начала осмотрительно переместил правую руку к левому плечу, где под рукавом было скрыто тайное стреляющее устройство, и нащупал спусковой механизм.

Пройдя через дверь, они оказались во внутреннем дворе, замкнутом с дальней стороны еще одним неказистым строением, сбоку от которого копошились перемазанные грязью свиньи. В отличие от прохода, по которому они передвигались до сих пор, двор был залит слепящим солнечным светом. Толстяк подошел к сараю, отпер ведущую в него дверь, вошел внутрь и уже из темного дверного проема подслеповато прищурил глаза на молодых людей.

– Стойте! Что-то я вас не припомню. Ты, – толстяк указал на Вальтера, – похож на Гвидо, с которым я договаривался. Он тоже носит зеленую накидку. Но Гвидо выглядит старше. Почему он не пришел сам? А ты, – он перевел взгляд на Иво, – точно не тот охотник. Кто вы вообще такие? А ну, подойдите ближе, чтобы я мог лучше вас рассмотреть.

Приговаривая, толстяк отступил дальше в глубь помещения и шагнул в сторону, словно давая молодым людям проход, и в тот же миг в его руке появилось лезвие длинного ножа.

– Эй, господин, не надо горячиться! Гвидо не мог прийти. Я слышал, он повредил ногу. Но мы тоже продаем птицу, и вы сами позвали нас к себе, – попробовал разрядить обстановку Вальтер.