Мик Зандис - Ливонская ловушка [litres]

– Конечно. Окажись она рядом с тобой – ты бы тоже не промахнулся. Но ты был в дозоре. А Иво не принес косулю сам. И теперь он знает про требование ваидцев, так?

– Он мой друг.

– Понимаю.

– Он сказал, что ему надо поговорить с тобой. Наедине.

Уго потрогал висящий на перевязи топор, коснулся пальцами рукоятки притороченного к поясу кинжала и всмотрелся в сторону реки. Струящийся от невидимой пока воды свет чуть подсвечивал луг, покрытый редким кустарником или группками невысоких деревьев, но от этого отбрасываемые ими тени были только глубже. И в каждой из них мог скрываться стрелок с более зоркими, чем у него, глазами. Такими, как у Иво.

– У твоего друга было сложное задание. Очень сложное. И оно еще не окончилось. Никто не должен знать, что он приходил сюда. Ты понял меня?

– Я буду нем как могила.

– Вот и отлично. Ты мой сын, и я не могу довериться ни одному человеку больше, чем тебе. А теперь ты должен остаться здесь. Стань у этого дерева и дожидайся моего возвращения.

– А если…

– Разве я недостаточно ясно выразился?

Оставив сына, Уго быстро зашагал к реке. Левое ухо слышало хуже, но вертеть головой, как встревоженная лань, он не хотел, к тому же большую часть звуков все равно перекрывало шуршание травы под ногами. Берег реки, где он накануне оставил сына в дозоре, был пуст, если не считать полчища комаров. Никто не остался бы надолго в таком месте. Отступив назад, Уго выбрался на сухой пригорок и увидел песчаный, испещренный человеческими следами пригорок. Лучшего места для встречи было не найти. Он переместил перевязь так, чтобы рукоятка топора оказалась ближе, широко расставил ноги и замер в ожидании.

Звук цикад справа чуть изменил тон. Уго повернул голову, но увидел лишь колыхающуюся от слабого ветра траву. Рядом прошуршало какое-то крохотное существо, скорее всего, мышь-полевка, принявшая ноги за внезапно выросшие на знакомом месте стволы деревьев.

– Я здесь, воевода, – раздалось за его спиной, и он медленно, стараясь не делать резких движений, повернулся к Иво. Лук юноши висел за спиной, руки были пусты. – Я привез вам косулю.

– Спасибо, – ответил Уго. – Она пригодится нам. Но я посылал тебя не на охоту. И ты был вместе с Вальтером. Где он?

– Он не мог прийти со мной. И мне есть что тебе сказать.

– Тогда подходи ближе и поговорим. У нас ведь немного времени, верно? – Уго первым опустился на песчаный пригорок. Не более двух шагов разделяло теперь соплеменников. Несмотря на темноту, Уго мог хорошо рассмотреть юношу. Хотя сейчас он не казался таким уж юным, словно за несколько дней с момента их последней встречи Иво превратился в настоящего мужчину. Черты его лица заострились, стали строже, и даже плечи, облаченные в новую тунику, казались хорошо раздавшимися в стороны.

– Это так. Боги оказались милостивы к нам. Мы были в Риге. Вальтер и сейчас находится там. Стена вокруг города сделана из камня, но одна часть вместо камня закрыта бревнами. В крепости ничего не знают о нашем войске, никто не готовится к отражению нападения. И в ней сейчас мало воинов. Пока.

– Что ж, вместе с мясом ты принес хорошую весть. Но еще не сказал всего. Что означает «пока»?

– Пока не вернулся Каупо. Он собирается прийти с большим отрядом, чтобы успеть на праздник. Сам епископ Альберт поручил Вальтеру устроить на празднике невиданные представления. До него осталось несколько дней. Где курши? Они были совсем рядом.

– У меня нет вестей от куршей, – признал Уго. – А то, что ты сказал о Каупо… Это очень важно. Как ты об этом узнал?

– Он сам сказал мне.

– Что?! Ты говорил с Каупо?

– Магистр меченосцев велел ему расспросить нас. У нас был долгий разговор. Каупо поверил нам. И рассказал о себе. Его сын и дети других старейшин в заложниках у германцев. Он сказал, что вступил в союз с германцами, чтобы защитить свое племя и своих детей. И он не хочет сражаться с другими ливами.

– Он сам сказал тебе об этом? – недоверчиво спросил Уго. – Конечно. Он боится, что мы разобьем его.

– Не думаю…

– Что?

– Не думаю, что боится. Он сильный человек, такой, как ты. И он готов сражаться с литвинами, куршами или любым другим противником. Только он считает неправильным, когда ливы убивают ливов. Он сказал, что всех призывал к единению, в том числе нас. А наши старейшины отвернулись от него.

– Он предал наших богов.

– Он не мог предать, потому что с детства поклонялся одному Богу. Тому же, что и германцы. Он просто остался верен ему. И убедил в этом других.

– И тебя в том числе. – Помедлив, Уго начертил на песке две неразличимые в темноте линии, как два берега реки с противостоящими по каждую сторону войсками, и с сожалением подумал, что не может уже привычно посоветоваться со своими костяными божками. – Ты понимаешь, что за такие слова я мог бы убить тебя. Еще несколько дней назад…

– Ты сам послал меня. Я только вестник и рассказываю услышанное. И еще…

Иво замолк в нерешительности, и Уго поторопил его:

– У нас нет времени. Говори все, что должен.

– И еще он сказал, что Салме стала женой его младшего брата. Получается, ты…

– Что?!

Уго с трудом сдержал рвущиеся наружу чувства. Никому, даже самому себе не позволял он вспоминать о старшей дочери. Обида до сих пор занозой сидела в его сердце. Много лет назад два молодых и красивых вестника из Турайды принесли призыв объединиться с германцами. Взбешенный, Уго запер их в прочном сарае и собрал мужчин Мергеры, чтобы решить судьбу пленников. Предателей ждала смерть. Жертвенный ритуал был назначен на следующий день перед всей Мергерой. Но утром дверь сарая с пленниками оказалась отперта, а вместе с ними исчезла красавица Салме и ее подруга, дочь Имаутса. Вместо даров отцу и приглашения на свадьбу Уго был покрыт позором. Три дня продолжалась погоня, но беглецы как в воду канули. Сгинули в чащобе или утонули в одной из лесных рек – решили тогда преследователи. Память о любимой дочери выветривалась долго. После раскола вести от речных ливов приходили с трудом. А теперь, получается, он оказался в родстве с самим Каупо…

Воевода поправил на плече перевязь топора и до боли сжал ладонь в кулак.

– Тебя можно было бы назвать настоящим героем. Но мы сидим с тобой здесь одни, скрываясь ото всех остальных. И ты боишься войти в лагерь. Не можешь войти. Почему ты убил ваидцев?

– У меня не было выбора, – повторил, как накануне Заку, Иво. – Они стреляли первыми. Невесты были со мной, и я защищал их. Они видели это.

– Но никому не сказали. Или не хотели говорить о том, почему стреляли ваидцы. Почему?

– Я не успел спросить стрелков. А потом было поздно.

Уго покачал головой. Со своего места он мог бы дотянуться до Иво одним броском. Тело юноши выглядело расслабленным, как у человека, которому нечего опасаться, и уверенного, что гостеприимный хозяин отнесется к нему должным образом.