Владимир Щербак - Продам свой череп

Учитель географии Петренко тоже был толст, но мал ростом и оправдывал свою кличку «Глобус». Добродушный, он терпел все шалости школьников и не обижался на их шутки. Излюбленная была такой. Парты в классе стояли в три ряда, а учитель любил ходить по классу и часто задерживался у последних парт. Ученики, сидевшие на соседних рядах, потихоньку сдвигали свои парты так, чтобы оставшийся проход был минимален. Возвращаясь к кафедре, бедный «Глобус» еле протискивался между сдвинутыми партами, пыхтя и отдуваясь. При этом бормотал себе под нос: «Худеть надо, худеть!» И это была желанная кульминация, которая потом долго обыгрывалась в лицах учениками на переменке.

Швейцарец Жорж де Мюссе, учитель французского, мужчина неопределённого возраста, был невзрачный, какой-то серой, не очень опрятной наружности (в бородке торчали хлебные и иные крошки, галстук был в пятнах). Но однажды Мюссе проявил себя с совершенно неожиданной стороны: в москательной лавочке покупатель-японец спорил с продавцом-китайцем, и они никак не могли понять друг друга, пока не вмешался Мюссе. Оказалось, что он отлично владеет и китайским, и японским языками. Этот обрусевший швейцарец был профессором филологии Томского университета. Как-то раз он сказал: «Когда швейцарец раскрывает рот, то не знаешь, на каком языке он заговорит: на французском, немецком или итальянском». Сам он свободно говорил на всех трёх. А кроме того, знал и многие другие, короче, был полиглотом. (За что получил кличку «Глотатель Поль»). Почувствовав неподдельное уважение детей, он преобразился. На уроках пел им «Марсельезу» на французском языке, рассказывал о её авторе, Руже де Лилле, сочинившем свой шедевр - вы только подумайте! - за одну ночь. И, хотя Мюссе вскоре уехал из Владивостока, «Марсельеза» на французском языке ещё долго звучала в бараках Русского острова.

Старорежимной барышней выглядела мисс Диц («Мумия»), учительница русского языка, тоже неопределённого возраста, высокая и сухая, ходившая всегда во всём чёрном, носившая на носу пенсне, а на голове сложную прическу с воткнутым в нее большим черепаховым гребнем. Она была вроде бы немка, но называли её почему-то «мисс». Колонисты были к ней явно неравнодушны. Кто-то из ребят сочинил про неё глупую дразнилку.

Колонисты-малыши думали, что это правда, и всё время приставали к училке, чтобы та не мучила бедных птичек и выпустила их на волю. Немка заходилась от злости и ругалась на немецком. А однажды к ней подошел хулиганистый четвероклассник Пашка Тихонов и с самым серьёзным видом сообщил:

- Мисс Диц, на вам муха сидит!

- У тебя, Тихонов, плохо с падежами. Не на вам, а на вас!

- На мну? - Он ткнул себя в грудь.

- Не на мну, а на мне!

- Я и говорю: на вам муха сидит!

Тут только до мисс Диц дошло, что над ней потешаются, она покраснела и злобно прошипела:

- Пшёл вон! Доннер ветер! 14

- Ладно, пошёл до ветру 15, - невозмутимо ответил хулиган Пашка.

Не любили её за вечное брюзжание, придирки и за то, что она по малейшему поводу била детей по рукам, а иногда и по лбу буковой линейкой.

В колонии появились скауты. (Одиссей сказал брезгливо: завелись. Как о клопах). Scout в переводе с английского означает: солдат-разведчик. Каждому мальчишке лестно быть разведчиком... А началось с того, что в один из весенних дней на Русский остров приехал Новицкий, Адам Генрихович, как он представился, скаутмастер, бывший офицер. Вроде бы кто-то прислал его для организации в колонии дружины скаутов. Поначалу он применил методы не очень-то привлекательные. Когда утром ребята, ещё полусонные, услышав не слышанные ранее какие-то резкие свистки, выползли во двор казармы, он, постукивая себя стэком по крагам, скомандовал:

- Становись! Равняйсь!

Никто не даже шелохнулся. Гимназисты это вам не кадеты: тут подход нужен.

- Тогда я не дам вам чаю! - возмутился Адам и демонстративно вылил на землю двухведёрный бак с чаем.

Многих этот поступок оттолкнул от скаутизма вообще и от Адама Новицкого, в частности. Потом, правда, скаутизм всё-таки как-то привился, развился, а ещё потом разбился на собственно скаутов и пионеров. Последние, появившись во Владивостоке, стали первыми в стране.

Был препод, которого прозвали «Дрессировщиком» за то, что он носил, но, к счастью, не пускал в ход хлыст и револьвер. Ему мягко объяснили разницу, пусть и небольшую, между зверинцем и детской колонией.

Был воспитатель «Папа Карло» (Карл Иванович), в которого колонисты влюбились с первого же дня, потому что он играл на мандолине, рисовал на всех шаржи, рассказывал неприличные анекдоты и показывал фокусы. Но главным фокусом стало исчезновение «Папы Карло» вместе с партией нового постельного белья, полученного из Америки...

Над Русским островом почти всегда висел туман, из него приходили и в нём же исчезали многие преподаватели и воспитатели, чаще всего случайные люди, оставляя после себя добрую или недобрую славу...

Примерно в то же время, когда педагог в России стал шкрабом, восемьсот питерских гимназистов и гимназисток стали колонистами. Пятерым из них это название не понравилось, и они объявили себя эфебами, то есть подростками, будущими воинами-эллинами. Это Патрокл, Парис, Одиссей и Аякс (который долго врал, выдавая себя за братьев-близнецов). Ну, и Елена, конечно. Но не та Спартанская изнеженная распутница, а дева-воительница, храбрая и сильная, как Афина Паллада.

Внутри колонии эта пятёрка сама была маленькой колонией. Со своими законами и обычаями, со своим кодексом чести, главный постулат которого был позаимствован из книг Дюма: «Один за всех, все за одного!».

За месяцы скитания в поездах по России дети Петрограда поизносились, набрались вшей и словесного мусора. Вот лишь малая часть словаря колонистов:

«Шамать», «чифанить», «рубать» - кушать.

«Хрять», «канать» - идти.

«Зекать» - смотреть.

«Смачно», «клёво» - очень хорошо.

«Зде коряво» - очень плохо.

«Эва, кофемокко» - высший кайф.

«Гопничать» - бродяжничать.

«Сидеть на колуне» - бедствовать, голодать.

«Поймать на плешь» - обмануть кого-либо.

«Сбондить», «стибрить» - украсть

«Сбачить» - уговорить купить или обменять.

«Забодать» - продать украденное.

«Ловить кузнечиков» - собирать окурки.

Ну и так далее.

... На уроке географии было скучно. «Глобус» талдычил что-то о прериях и пампасах, о муссонах и пассатах. На передних партах ещё притворялись, что слушают, а на «Камчатке» играли в буриме. Патрокл, мастер этого дела, посмотрев на потолок, написал первую строчку: «Девочка в поле гранату нашла...» - и передвинул листок соседу. Парис продолжил: «- Что это, дядя? - спросила она...». Одиссей долго думал, потом хихикнул и накорябал: «- Дёрни колечко, - ей дядя сказал...». Опять Патрокл: «Долго над полем бантик летал».