Геннадий Прашкевич - Хромой пастух

Протолкалась сквозь толпу призрачная тень.

Заколебалась, глядя на Кутличана.

Кутличан удивился.

«Ты Голга?»

«Зачем тебе?»

«Девушку Ичену ищу».

«В нижнем мире ее нет».

«С кем она? На чье имя идти?»

«Иди на имя Носуги. Или на имя Ириго. Это тунгусские братья мои родные. Всегда хотели втроем жить с этой Иченой, но меня позвал дух — с помощью ножа».

Слушая тень тунгуса, другие тени заволновались. Кто-то невидимый опять негромко спросил: «Куда нам надо пойти, чтобы спастись? Куда надо пойти, чтобы стать человеком?»

Но этого ни Кутличан, ни кто другой не знали.

«Кто отправил тебя к старухе стражнице?»

«Совсем особый дух. Из лесов пришел».

«За лесами никого нет, так не говори. Известно, за лесом все кончается, даже мыши знают».

«А он пришел».

«И убил тебя?»

«И убил».

«А твои братья Носуга и Ириго?»

«Бежали в страхе, девушку увели».

«Они кочуют сейчас? Где они кочуют?»

«Думаю, близко. На том берегу в среднем мире. Не уйдут далеко, боятся чужих, пришедших из леса».

«Как чужие выглядят?»

«Строгие. У рта мохнатые».

Кутличан протянул руку, чтобы задушить тунгуса, но рука прошла насквозь.

Младший дудки-омок, глядя на это, прыгнул на плечи, чтобы заглянуть тунгусу в глаза, но прыгать было совсем не на что — воздух в воздухе. Не прыгнешь на пустое место.

«Берешь нас?»

«Беру», — сказал Кутличан.

Но отдавать братьев не захотели.

Наверное, Остроголовый не захотел отпускать.

Многие тени вокруг заколебались, как маленькие темные облака, как облачка, размазанные ветром, может, завидовали, сами хотели вернуться. Перешептывались: «Куда надо пойти, чтобы стать человеком?» Не хотели отпускать даже Кутличана. Стенали: «Нас возьми». Не хотели отпускать братьев дудки-омоков.

Правда, старший брат Ичены сам отказался уйти.

«По плохому следу ты пришел. Не пойду с тобой. Запах среднего мира не терплю».

Тени стали еще сильнее просить. Стенали жалобно: «Кутличан, уведи нас. Уведи обратно в средний мир — по звуку бубна». Гнилая старуха стражница тоже колебалась, тянула зеленые перепонки. Многие миллионы теней и невидимых духов жадно, как облако невидимой мошкары, клубились, подталкиваемые мутным дыханием близкой реки.

«Уходи, а то задержим».

«Пока бубен слышно, не можете».

«Шаман скоро упадет», — сказала старуха стражница.

Бубен правда звучал все реже, все задумчивей, все отдаленней. Тени плотно загораживали обратный путь. Схватить Кутличана никто не мог, но тени клубились грозно. Чтобы вернуться как хотел, пришлось глубоко вздохнуть. Вздохом глубоким тень младшего дудки-омока в себя вдохнул, уши и нос плотно заткнул пальцами, чтобы нечаянно с дыханьем обратно не выдохнуть.

Крикнул: «Хэ! Шаман!»

Крикнул: «Тяни меня в средний мир!»

Опять очнулся.

Большое время прошло.

Не знал, сколько прошло, но много.

В голове звучал бубен, но уже не настоящий, а так, далекие отзвуки. Или, может, это боль ходила, кровь в жилах. Все вокруг деревянное. Вся ураса необычная — вся сделана из дерева, в очаге огонь, у тунгусов такого нет. Куда попал, непонятно. Шаман никогда не знает, куда вытянет спасаемую душу из нижнего мира. На этот раз, кажется, вытянул на край леса, иначе где взять столько дерева? Кутличан шел на имя тунгуса Носуги, шел на имя его брата Ириго, хотел девушку Ичену вернуть, а лежит на ровдужных шкурах, тепло, сумеречно, дым уходит в потолочное отверстие. Помнил, что сильно хотел убить тунгусов. Или убил уже?

Пахнет варевом и мышами. Траву, наверное, варят.

Незаметно приоткрыл глаза. Сильно травами пахнет. Старший брат Ичены правильно сделал, что в средний мир не пошел. От такого сильного запаха мог замертво упасть, не надо такому в средний мир. Пошел бы с Кутличаном — совсем пропал. Запахи истребили бы старшего дудки-омока, вывернули как грязный мешок.

Услышал шорох. Никакой особенной тяжести, но плечо почувствовало.

Наверное, дух младшего дудки-омока по привычке вспрыгнул на плечо, хотел заглянуть в глаза Кутличану, но не стал — побоялся, что испугается.

«Я опять умер?»

«Ты опять живой».

«Наши голоса слышат?»

«Мой — нет. Твой — могут услышать».

«Почему ты здесь? Где мы? Почему ты со мной?»

«Ты сам так хотел. Мы с тобой в средний мир вернулись».

«Значит, еще не совершил того, что хотел», — пожалел Кутличан. Медленно попробовал одну руку, потом другую. Потом ногу пробовал, особенно левую. «Значит, не вышел еще на имя братьев тунгусов, они с твоей сестрой спят».

«Это не совсем так».

«А как?»

Дух младшего дудки-омока рассказал.

Шаман выдернул Кутличана из нижнего мира прямо к деревянной урасе.

Вокруг бесновались тунгусы, пускали стрелы. Самый смелый запрыгнул на плоскую крышу, пускал стрелы в дымовое отверстие. Звали самого смелого Носуга — очень злой, убивал каждой стрелой. Брат указанного, зовут Ириго, смеясь, колол коротким копьем выскакивающих из урасы. Давно с удовольствием ждал такого. С самого утра тунгусы обложили деревянную урасу, терпеливые, как щуки. Вышел из дверей у рта мохнатый, недавно проснулся, стал мочиться — в него пустили стрелу.

Это было ошибкой, сказал Кутличану дух дудки-омока.

Тунгусы терпеливые, долго могут ждать, а потом сами все портят.

Вот ждали терпеливо всю ночь, все утро, никто их не видел, не слышал, зачем сразу пустили стрелу? У рта мохнатый вскрикнул, ввалился обратно в дверь. Тунгусы с криком бросились к стенам, Носуга с крыши в дымовое отверстие стрелял, его никак не могли сбросить, а Ириго с родичами окружили выход, прыгали и взмахивали копьями. Все равно всех переколем — так считали. Скоро зима придет с моря, принесет снег, заберем припасы чужих, олешков угоним. Брат Носуга от таких хороших мыслей еще сильней торопился. Смотрел с крыши вниз на брата Ириго, думал: когда вернемся на стойбище, первым войду в полог к отобранной у дудки-омоков девушке. Когда со стороны леса потянуло тяжелым невкусным запахом, Носуга даже не удивился. Он чужих плохо знал, может, это они так боятся. А на самом деле это шаман вывел Кутличана в облаке тяжелых запахов на деревянную искомую урасу. Коротким копьем, отобранным у повалившегося тунгуса, Кутличан замахнулся на Ириго, только брат Носуга это увидел с крыши. Хотел крикнуть вниз брату: «Берегись!», но дух младшего дудки-омока ловко вспрыгнул на плечи и заглянул в глаза Носуге.

«Я знаю, чт о Носуга увидел в моих глазах, — немного хвастливо шепнул Кутличану младший дудки-омок. — Он увидел, что никогда больше не войдет в полог девушки Ичены. От этого стал кричать, забился, упал с крыши. А я снова вспрыгнул на его отяжелевшее плечо и снова внимательно заглянул в глаза, хотя мог не заглядывать. С ним болезнь сделалась, умопомрачение. Бросил лук и побежал в лес. Будет тунгусским шаманом, если не умрет. Будет три года прыгать и бегать, потом его подберут, станет шаманом. Он столько увидел в моих глазах, что в нижний мир не скоро пойдет».