Владимир Москалев - Мудрый король

Святой отец, узнав короля, осенил себя крестом. Хлопнул глазами раз, другой, ничего не понимая.

– Настоящая? – побледнев, выдавил из себя.

– Какая же еще?

Монах силился понять, в здравом ли уме король Франции.

– Но ведь на брачном ложе должна возлежать ваша супруга, государь…

– Говорю тебе, вместо нее лежит ведьма!

– Настоящая?

– Что ты заладил! Есть у тебя распятие?

– Оно висит у меня на груди…

– Тогда идем скорее, сам увидишь!

Монах еще раз возвел крест, и они торопливо направились в сторону опочивальни.

Филипп подошел, рывком дернул дверь и подтолкнул вперед монаха с распятием в руке. Но тот, сделав шаг, внезапно стал пятиться задом. С удивлением глядя на него, Филипп повернул голову и застыл с раскрытым ртом, устремив взгляд в одну точку – на брачное ложе. Там, как ни в чем не бывало, лежала Ингеборга и с высоких подушек удивленно смотрела на них обоих.

Филипп растерялся. Что с ним? Минутное помрачение ума? Но с чего бы это, откуда оно взялось, ведь он так мечтал об этой ночи, столько раз уже представлял прекрасную северянку в своих объятиях!.. А если вовсе и не было никакого расстройства ума? Тогда куда девалась ведьма? А вдруг… вдруг его жена – оборотень, и в ту минуту, когда он ляжет в постель, она вновь обернется ужасной старухой с когтями на изогнутых пальцах?…

Звук шагов вывел его из оцепенения. То уходил, низко опустив голову и бормоча молитвы, монах. Поглядев ему вслед, Филипп вошел и закрыл за собой дверь. И тут почувствовал что-то в своей руке. Распятие! Умница монах; теперь ему не страшна ведьма, нечистая сила боится креста!

С такими мыслями Филипп не спеша подошел к ложу, глядя на супругу. Она – на него глазами, полными слез.

– Это ты или злая колдунья вместо тебя? – сдавленным голосом произнес Филипп.

В ответ датчанка промямлила что-то на своем языке, испуганно взирая на мужа.

Тогда он протянул руку, держа распятие на изготовке в другой руке, и резко сдернул покрывало. Держа его меж пальцев, замер в восхищении: перед ним лежала обнаженная, девственная богиня Аврора, белокожая и прекрасная. Нет ни гнилого зуба, ни когтей, ни копыт – ничего, что указывало бы на принадлежность к семейству чертей. И тут вспомнил Филипп, как говорила ему однажды кормилица, что коли видишь ведьму, но распознать это трудно, то заставить ее надо перекреститься. Она это сделает, пока не оборотилась чудищем, но перекрестит себя непременно левой рукой, а не правой.

– Перекрестись! – приказал Филипп.

Супруга хлопала глазами, явно не понимая, чего от нее хотят. Филипп указал на распятие и осенил себя крестом, потом ткнул в нее пальцем. Она снова не поняла. Тогда он поднес к ней распятие и громко воскликнул:

– Иисусе Христе!

И снова возвел крест перед собой.

Теперь до нее дошло. Наверное, таков обычай у франков, иначе не лишиться девственности. Подумав так, Ингеборга перекрестилась. Филипп облегченно вздохнул: супруга махала в воздухе правой рукой.

Покрывало легло на место. Король сел на кровати, мрачно уставился в пол. От желания, которое затапливало его, когда сидел в пиршественном зале, не осталось и следа. Ведьма, которую он только что видел, все еще стояла у него перед глазами, то тыча в него пальцем, то дико хохоча. Это мешало, не давало ему собраться с мыслями, а главное, с силами. Но ведьма исчезла. Может, и была она, но теперь-то нет! Да и была ли? Откуда ей взяться? Что это взбрело ему в голову? Отчего перед глазами возникло вдруг это чудище? И Филипп решил, что он попросту переутомился: слишком много событий и волнений выпало на сегодняшний день, вот ему и почудилась эта чертовщина. Однако это никак не должно повлиять на любовную схватку в нынешней ночи, он же сам этого хотел. Подумаешь, волнения! Им не выбить его из колеи, он не старик, ему всего лишь 28 лет! И ему надлежит исполнить свой супружеский долг. Он должен! Иначе не избежать позора. Сейчас бы возбудиться, но как? Только что видел ее нагой, и хоть бы на волосок шевельнулось то, чему положено шевельнуться. Перед ним лежала обнаженная Венера во всей красе своей юности, но он видел всего лишь статую, мраморного истукана, в которого забыли вдохнуть жизнь. То ли белоснежная кожа супруги отталкивала его, то ли ее полная неподвижность, исключая метавшиеся туда-сюда зрачки глаз, но Филипп не ощущал желания, точно в кровати лежала всего лишь вылепленная из гипса кукла. И тогда он подумал, что надо всего-навсего лечь в постель и прижать к себе эту куклу. Не мертвая же она, в конце концов, должно же от нее исходить человеческое тепло! Ну и что, что северянка, не изо льда же сделана?

И Филипп стал торопливо раздеваться, мысленно готовя себя, всецело уверенный в успехе, да еще каком! Ночь впереди длинная…

Но, обняв куклу, он не почувствовал тепла. Это тело было холодным, а кожа – белой потому, что покрыта инеем. Так показалось Филиппу. Все же он предпринял необходимые действия, чтобы растормошить супругу, заставить ее принять активное участие в любовной игре, но ничего из этого не вышло. Желание в нем не возникало, а кукла, уже встревоженная и вся буквально сжавшаяся в комок, не помогала ему. В конце концов, попробовав и так и этак, Филипп понял, что силы оставили его. Причины он не знал и, теряясь в догадках, принялся нервно шагать от стены к стене, избегая глядеть в сторону супруги. Потом снова лег в постель, но через некоторое время встал и опять принялся вышагивать теперь уже из угла в угол, опустив голову, сжимая кулаки.

Ингеборга, и вовсе утратившая способность шевелиться, со страхом глядела на супруга, думая, что это она виновата: чем-то не угодила ему. Боже, что же теперь будет? Ведь этак не только королевой, а и женщиной не станешь! Вот так вышла замуж… Но почему он ее не хочет? Ведь хотел, она видела! Значит, не может? Но как это может быть, ведь он король, у него была жена, а после нее, несомненно, любовницы. Выходит, виновна она сама. Но в чем же?…

Пока она искала ответа на этот вопрос, Филипп предпринял еще одну попытку, которая снова окончилась неудачей. Сев на постели и мрачно уставившись в одну точку на полу, он долго молчал, затем, разлепив губы, пробормотал:

– Порча… Меня околдовали… Не зря приходила ведьма.

Потом лег и, отвернувшись от супруги, понемногу заснул. Ей оставалось только отвернуться в другую сторону и заплакать.

Утром у дверей опочивальни собрался двор. Фрейлины хихикали, загадочно перешептывались; рыцари улыбались, расправляя усы. Впереди всех королева-мать. Подняла руку, давая знак. Вперед вышел герольд и трижды ударил жезлом в дверь. Молчание. С застывшими улыбками все стояли и смотрели на эту дверь. Она не закрыта, это всем известно. Но за ней ни движения, ни голосов – ничего. Спят? Возможно. Однако время позднее, пора будить, епископ и горожане ждут у собора. Сегодня обряд миропомазания.