Владимир Москалев - Мудрый король

Он снова усадил Ингеборгу в седло, потом сам вскочил на коня. Стража выстроилась вдоль пути следования молодых, давая им проход, оттесняя людей к стенам домов. А народ ликовал, пел, подогретый вином в бочках, которые выставили на всех улицах города. Не переставая кричали горожане, восхваляя королевскую чету, желая ей царствовать долгие годы. И весь вечер при свете факелов, под перезвон колоколов веселились люди, а когда умолкли колокола, их сменили музыканты с виолами, пришитыми к одежде бубенчиками, и рюбебами [60] Рюбеба – в XII в. двухструнный смычковый инструмент, похожий на лютню. Всегда ведет басовую партию. Иногда на ней играли и без смычка. Сфера этого инструмента – улица, народные праздники. . До поздней ночи продолжалось гуляние, а на другой день предстояли праздничные торжества по случаю коронации.

Но вот, наконец, и замок. Большой пиршественный зал. Столы заставлены запеченными курами, индейками, колбасами, сырами, фруктами, сладостями, вином и еще бог знает чем. Чинно расселись, кому как полагалось согласно рангу. Оба сословия за столами: первое и второе. Духовенство и дворянство. Епископы, аббаты, герцоги, графы, бароны. За крайними столами клирики, тамплиеры и госпитальеры. Разумеется, много и женщин: сестры, жены, любовницы… не понять сразу. Да и не нужно это нам. Не только нам – никому. Ибо уже подняли бокалы, поздравили, чокнулись, выпили, снова с готовностью подставили их под струи из кувшинов, что носили виночерпии. И немедля стали рвать на части подрумяненную птицу. Не успели как следует закусить, как вырвались на арену меж столов, точно выпустили их из клеток, жонглеры, танцовщицы и менестрели с виолами, фретелями [61] Фретель – многоствольная флейта, состоящая из набора тростниковых или деревянных трубок разной длины. Широко использовалась в XI–XII вв. , бубнами и жигами [62] Жиг – музыкальный инструмент наподобие скрипки. По форме напоминает виолу. Был весьма популярен у менестрелей. . И началось веселье.

А Филипп сидел как на иголках. Какие фокусники, какие жонглеры? До них ли сейчас? Самое время отправиться в спальню, тем более что развязались уже языки и на молодоженов меньше стали обращать внимания. Ну вот, так и есть. Справа три рыцаря громко спорили о том, какое расстояние проходит армия в походе за один день, делились своими соображениями об осаде замков и греческом огне. Неподалеку, слева, два тамплиера рассуждали о событиях тридцатилетней давности, когда каирский халиф пожал руку франкскому послу Гуго Кесарийскому.

А Филипп смотрел на Ингеборгу. Какое ему было дело до восточного халифа и греческого огня! Мысли его текли в ином направлении – скорее бы в спальню и там заняться любовью с прекрасной дочерью датской земли! Похоже, и она думала о том же, если судить по тому, как смущалась всякий раз, ловя на себе вожделенные взгляды своего супруга. А ловила она их часто, поскольку смотрела только на него, лишь изредка бросая взоры в сторону музыкантов, акробатов и канатных плясунов.

Но все на свете когда-нибудь кончается. Подошел к концу и свадебный пир с его весельем, песнями, танцами, плясками.

Королева-мать поднялась с места. Вслед за ней – придворные дамы. Ингеборга увидела, как все они направляются к ней, и, помимо воли, кровь бросилась ей в лицо, ставшее пунцовым. Значит, пора. Что ж, она готова. И пошла следом за Аделаидой в опочивальню. За ними – шлейф дам. Так положено. Надлежало убедиться в том, что камеристки приготовили брачное ложе, украсив его цветами и надушив благовониями. При возвращении «шлейфа» в зал к супруге должны были отвести новобрачного. Их четверо, провожатых. Всегда четверо. В данном случае – Гарт, Герен, граф де Невер и… епископ. Без него нельзя. Он должен освятить дверь опочивальни. Для этого у него имеется серебряное распятие. Таков обычай.

Наконец, когда все правила были соблюдены, Филиппа оставили одного. Он рывком открыл дверь и вошел. Увидев его, Ингеборга поспешно натянула до подбородка легкое покрывало и бросила пару резких отрывистых фраз на своем языке. По тому, как испуганно, с нотками отчаяния прозвучал ее голос, Филипп понял: она не совсем готова, что-то ей мешает; пусть он подождет немного. Слегка раздосадованный, он не стал раздеваться, подошел к окну и стал смотреть на крыши домов, на шпили и колокольни Церквей, на тянувшийся в необозримую даль ряд высоких деревьев, за которыми несла свои глубокие и темные воды Сомма – артерия города, его жизнь. Воображение тотчас перенесло его в Париж. Каким крепким, сильным, живописным станет город, одевшись стеной, защищающей его от вторжения неприятеля! И главное – она достаточно широка для размещения наверху большого числа воинов. Попробуй-ка, подступись к ней! Там мог бы даже проехать экипаж.

Король мысленно представил себе этот экипаж на самом верху стены, и поневоле улыбнулся. Он даже забыл на время, зачем он прошел сюда. Ему напомнили. Из глубины опочивальни, оттуда, где находилось ложе, послышался голос – зовущий, просящий… И надо бы повернуться и живо устремиться туда, откуда звали… Но что-то насторожило Филиппа. Голос! Он не мог принадлежать Ингеборге, Филипп отчетливо помнил его звук, оттенки, мягкость. Вместо нее говорила другая женщина; голос ее был хриплым и грубым и прозвучал так, будто прокаркала ворона. Не веря своим ушам, Филипп стремительно оглянулся… и обомлел от ужаса, застыв у подоконника. С подушек, откинув покрывало до груди, на него смотрело, плотоядно ощерившись, старое, страшное, безобразное существо. Лицом – вылитое чудовище: глаза навыкате, нос крючком, изо рта, из нижней челюсти вызывающе торчит длинный гнилой зуб, и кончик носа, похожего на клюв хищной птицы, лежит на этом зубе. Чудовище шипело и, изрыгая крикливые восклицания, тянуло к нему длинные руки с крючковатыми пальцами и когтями вместо ногтей.

Филипп дико вскричал, не узнавая собственного голоса:

– Силы небесные! Ведьма!!!

И, быстро очертив в воздухе крест, бросился вон из опочивальни.

У самых дверей остановился, прислушался. Не слышно топота ног за спиной. Ведьма – та кинулась бы преследовать. И голоса не слышно, никто не хохочет сзади. Монахи говорили – таковы оборотни, фурии из ада. Но как?… Ведь епископ освятил дверь!.. И не стыдно ли ему, миропомазаннику Божьему, бежать? Или он не властен над нечистой силой?… Нет, не властен. Только духовное лицо поможет ему, распятие изгонит уродливую мегеру прочь или убьет ее!

Решив так, Филипп выскочил в коридор, помчался мимо окон в сторону лестницы и, по счастью, увидел монаха; тот медленно шел по площадке, направляясь к галерее.

Филипп подбежал, схватил его за руку.

– Монах, у меня в постели лежит ведьма!