Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

Лицо мастера было такое же черное, как и его рубашка. Вот он заметил Изембарда и почтительно поздоровался с рыцарем. Жоан до сих пор не свыкся с мыслью, что снова сделался кузнецом. После радушных приветствий Изембард перевел взгляд в глубину помещения, где лежали груды шлака.

– Что с нашим заказом?

– Проверьте сами, мой господин.

Мужчины разгребли мусор, под конопляной циновкой в полу пряталась лестница вниз. Вся деревня хранила эту тайну, взамен получая новый источник доходов. Деньги Годы принесли в Ла-Эскерду процветание, в каждой семье кто-нибудь да работал под началом Жоана.

Воины осторожно спустились по вертикальной лестнице в специально вырытый подвал: он был шире самого дома, ведущие в разные стороны коридоры терялись во мраке. Из-за дыма факелов и запаха железа дышать здесь было тяжело. Изембард с Ориолем окинули довольными взглядами сотни мечей, копий и кинжалов и деревянные ящики, в которых поблескивали наконечники для стрел. Дюжина подмастерьев шлифовала оружие; другие скрепляли металлические кольца и чешуйки, готовя тяжелые кольчуги.

– А теперь мы приступаем к ковке галей , – пояснил Жоан.

Изембард взял в руки круглый щит. Во Франции за такой предмет отдали бы двух коров, но здесь было в достатке и железа, и людей, уставших бояться. «Возможно, это не самое лучшее оружие, – подумал капитан, – зато мои солдаты не будут сражаться лопатами, прикрываясь кожаными передниками. А упорные тренировки довершат дело».

– Когда вам понадобится наше снаряжение? – уточнил Жоан.

– Король покамест занят своей коронацией в Риме, а Бернат будет дожидаться вознаграждения за свою верность Бозону, но когда он поймет, что Марка после десятилетий небрежного управления вышла на свой собственный путь, Бернат захочет нас подчинить, а власть вернуть себе. Все еще впереди, но это время придет. Продолжай работать, Жоан. И когда разразится буря, мы не станем плакать в потемках, как это было с нашими отцами.

Гали сотрясался всем телом и крепко сжимал голову Бальдии, трудившейся у него между ног. Дело происходило в убогом домишке рядом с воротами Регомир – проститутка водила туда мужчин, которых подцепляла в таверне. Здесь, на куче гнилостной соломы, владелец лучшей во всей Готии таверны освобождался от зависти и ненависти, отравлявших его душу.

Он взял замуж служанку, кухарку старого Отерио, для того, чтобы она его содержала. Соблазняя Элизию, парень надеялся, что простодушная девчонка будет покорна его воле, но она не позволила собой управлять. Жена не одобряла его страсть к азартным играм, без его разрешения спасла в Жироне двух проходимцев, завоевала всеобщую любовь и перестала в нем нуждаться, она даже участвовала в подготовке заговора за спиной мужа. Он подверг ее унизительной расправе на глазах у людей Дрого… и все стало только хуже. А ведь был еще Изембард из Тенеса – мужчина, по которому сохли все девицы. Гали не знал, что там было у капитана с Элизией, но однажды он пытался увезти ее из города. Гали представлял себе Элизию, ослепленную рыцарским блеском, и ревность грызла его изнутри.

После изнасилования Элизия только однажды навещала его ночью – тогда как раз закончилась битва при Осоне. Это совокупление было торопливое, похожее на малоприятное дело, – так, холодно и поспешно, был зачат Ламбер. Но сомнение до сих пор терзало душу Гали. Парень всего-навсего мечтал жить как Отерио, в окружении слуг и кувшинов с вином. Наслаждаться жизнью по-королевски, владеть процветающей гостиницей… однако жена не давала ему такой возможности. Элизия выделяла мужу только жалкую плату за принадлежавший ему дом, а всю прибыль куда-то прятала. К тому же армия слуг и друзей бдительно охраняла от него Элизию.

Гали вытянулся в струну, чувствуя приближение оргазма. С Бальдией и ей подобными, потрепанными гостиничными шлюхами, он ощущал себя могущественным властелином – в их компании он был свободен от презрительных взглядов и позорных шепотков.

Щелястая дверь внезапно распахнулась. Калорт вошел и сразу принялся хохотать. Бальдия, наученная горьким опытом, выхватила из-под соломы заржавленный нож, но злодей и бровью не повел.

– Ты должен кое-что сделать, Гали, – объявил Калорт, отбрасывая женщину в сторону. – Дрого желает проучить этого рыцаря Изембарда, дружка твоей жены. Он набрал слишком много силы и умеет постоять за себя, но в твоей гостинице проживает его сахарная женушка. Для них, благородных, если что случится с женой – так лучше бы это на собственной шкуре испытать. Убей ее!

– Ты с ума сошел! – закричал Гали. – Что будет со мной, если меня поймают?

– Бывают вещи и похуже смерти, приятель. – Калорт страшно ощерился. – У меня есть один старый пергамент, он тебе об этом напомнит. Делай что велено или получишь сполна!

– А если сделаю – ты мне его вернешь? – спросил Гали дрожащим голосом.

– Сначала исполни… а там разберемся, – бросил Калорт, уже направляясь к двери.

В Гали словно бес вселился. Если он убьет Берту – ему и самому не жить. Никто в Барселоне его не спасет, а Калорт и Дрого де Борр, разумеется, и пальцем не пошевелят. Церковь обречет на проклятие его душу, в суде запытают, а потом подвесят изувеченное тело на городской башне. Ослепнув от ярости, он выхватил у своей подружки старый нож и набросился на Калорта. Первый удар Гали нанес в спину, а потом продолжал кромсать упавшего, пока Бальдия не повисла на нем, визжа и подвывая.

– Что ты наделал! О господи… – причитала женщина. – Его люди нас убьют!

Гали был весь в крови и тяжело отдувался. Он разодрал одежды на мертвеце, схватил его деньги, а с ними и старый сморщенный пергамент. Он быстро сунул его в руку Бальдии. Времени у них не оставалось, люди Калорта могли нагрянуть в любую минуту.

– Сожги его, скорее! И прибери тут все! Я выкопаю яму и спрячу труп. – Заметив, что Бальдия застыла на месте, Гали залепил ей оплеуху. – Шевелись, курва!

Ошарашенная женщина подошла к единственному сальному огарку, который горел у нее в доме. Повернувшись спиной, она спрятала пергамент у себя на груди. Гали лишил ее куска хлеба, она ведь не сможет работать с мертвецом под ногами. Бальдия на своем веку повидала много таких ребят. Если Гали готов убить за кусок тертой кожи, значит он ей еще пригодится – когда однажды ей что-то потребуется от своего дружка.

Мужчины вроде Гали повсюду вокруг себя сеяли несчастье.

В эти два года все шло не так, как рассчитывал Карл Лысый. Он был коронован по воле Иоанна Восьмого, но акт подписали всего десять итальянских патрициев. Не имея почти никакой поддержки со стороны итальянской знати, император нес на своих плечах защиту Папской области, управление Францией и Италией, угрозу расторжения союза, исходящую от непокорного сына, короля Аквитании, и конфликт со сводным братом Людовиком Немецким, считавшим, что Карл не имеет никаких прав на императорскую диадему.