Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

– Подожди! – закричал Изембард, но Ротель летела прямо к маркграфу, пользуясь тем, что он остался без охраны.

Изембард спешил вслед за ней, и сердце его сжималось от дурного предчувствия. Ротель – убийца-одиночка, она никогда не принимала участия в многолюдной битве и не знала, что такое прикрывать спину. Дорогу бестиарию преградил пеший солдат – и тут же рухнул наземь, завывая от боли, с четырьмя кровавыми полосами на лице. Бернат, пришедший в ужас от устремившегося к нему привидения в капюшоне, наконец-то вытащил из ножен свой вороненый меч.

По воздуху, вертясь в полете, пронеслась какая-то темная полоса. Она упала рядом с конем маркграфа, приподнялась над землей, и тогда стало видно, что это черная змея с раскрытой пастью. Конь в испуге вскинулся на дыбы и сбросил Берната. А потом копыта растоптали старую африканскую кобру, которой было уже больше двадцати лет. Падение оглушило Берната, нога его была сломана. Маркграф потерял свой меч и взирал на Ротель как на вестника смерти. Им овладела паника, он, как мог, отползал прочь.

– Не так, Ротель! Прикрывайся! – кричал Изембард.

Появление на поле боя легендарного бестиария не прошло незамеченным. Лучник, стоявший неподалеку от своего господина, натянул тетиву и пустил стрелу. Стрела впилась женщине в спину, Ротель выгнулась от боли и задышала тяжело, но продолжала двигаться к своей цели.

Изембард гнался за Ротель со слезами на глазах. Один из солдат маркграфа выскочил ему наперерез и ранил в плечо, так что рыцарю пришлось потратить время еще на одну стычку. Рожденный от земли взвыл от тоски, когда вторая стрела глубоко вонзилась в спину его сестре.

– Господи!

Каждый шаг давался бестиарию все тяжелее, а маркграф вообще не мог подняться с земли. Добравшись до своей жертвы, Ротель скинула с головы капюшон, и, хотя две раны жгли ее огнем, Бернат узрел перед собой самую прекрасную женщину в своей жизни, с которой не могла сравниться даже Ришильда. А потом лицо Ротель исказилось бесовской гримасой, и Бернат издал отчаянный вопль. Изембард с расстояния в двадцать шагов увидел в руках сестры два длинных ржавых гвоздя – быть может, со святотатственным безразличием вытащенных из какой-то статуи распятого Христа. Ротель переставляла ноги с огромным трудом, по земле за ней стелился кровавый след. Женщина сбросила свой тяжелый плащ и настигла Берната, который все еще пытался ползти.

– Теперь, маркграф, ты узнаешь, что такое тьма!

Ротель, не раздумывая, вонзила гвозди в глаза Бернату. Без малейшей жалости, на всю длину. И тогда ее настигла третья стрела. Время как будто замедлилось, Изембард видел, как содрогается тело Рожденной от земли, как вытекает на траву ее кровь. Он кричал, и душа его тоже обливалась кровью. Ротель опустилась на колени, на мгновение замерла, а потом упала на Берната – скулящего от боли, с изуродованным лицом. Двое солдат, трясясь от страха, уволокли своего господина прочь.

Изембард подбежал к сестре и обнял, как маленького ребенка. Он видел наконечники стрел, насквозь пронзивших ее тело. Изо рта ее сочилась кровь, Ротель кашляла, но лицо ее было точь-в-точь как у той девочки, что когда-то жила в Санта-Афре. Ротель узнала брата и отозвалась улыбкой, полной самой чистой любви.

– Братец… – прошептала она и сплюнула кровью, затерявшись в далеких видениях.

– Ротель… – Изембард чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Шестнадцати лет, прожитых вдали от нее, словно и не бывало. Они были вдвоем, снова вместе, и боль его не знала пределов. – Не уходи!

Женщина подняла руку. Она потеряла острые когти, которыми разила врагов. Рожденная от земли погладила брата по лицу, из ее голубых глаз скатилась слезинка. А потом она посмотрела куда-то за плечо рыцаря.

– Учитель, ты пришел!

Ротель устремила взор к небесам и застыла бездвижно, с потухшими зрачками, но с улыбкой, которая делала ее прекрасной и лучезарной, как никогда.

Изембард почувствовал, что умирает вместе с сестрой. Не обращая внимания на опасность, он сел на траву и прижал Ротель к груди. Он плакал безутешно, а потом в самой глубине его естества родился долгий отчаянный рык, от которого кровь застыла в жилах у всех, кто оставался на бранном поле.

Когда голос Изембарда оборвался, его продолжил другой, мощный звук. Это трубил рог. Рыцари Марки успели попрощаться с жизнью, определив, что рог возвещает о подходе двух тысяч пехотинцев маркграфа. Но оказалось, что в рог протрубил одинокий всадник, выехавший на поле боя.

– Святая Эулалия! – возвестил он. – Святая Эулалия в Барселоне!

Вестник с отчаянной храбростью гнал коня через самую гущу схватки. Одна-единственная стрела могла оборвать этот ликующий голос, но ни один лучник не спустил тетивы. Не было человека столь дерзкого, чтобы выступить против воли Всевышнего.

– Laudamus te, Domine! [63] Слава Тебе, Господи! ( лат .) – выкрикивал он еще звонче, убедившись, что солдаты его услышали. – Барселона под защитой святой Эулалии!

Вот он доскакал до капитанов Берната, которые до сих пор не знали, что случилось с маркграфом, и бросил им письмо с печатями епископа Барселонского и совета boni homines в качестве свидетелей. Граф Уржельский и граф Конфлентский тоже подъехали – чтобы договориться о перемирии. Грамотный священник громко зачитал подробности inventio , и тогда многие ратоборцы упали на колени. Вдалеке слышалось эхо колоколов Бадалоны и Санта-Коломы: известие разлеталось по Марке.

Когда люди Берната узнали, что случилось с их командиром (войсковые врачи еще боролись за его жизнь), в их рядах воцарилось уныние. Не имело смысла проливать еще хоть каплю крови. Господь ниспослал inventio городу, сохранившему верность короне, а маркграф тяжело ранен. Армия Готии со всей своей пехотой и сейчас могла бы победить и сокрушить Барселону, но тогда солдаты и капитаны лишатся места в раю. Все, кто мог, ускакали с поля боя, а воины Марки громко ликовали и славили Господа.

Граф Гифре и Айрадо подошли к Изембарду, все так же баюкавшему сестру на груди, безучастному ко всему. Увидев его неутешное горе, друзья опустились на колени рядом с Изембардом, хотя обоим было страшно даже представить, как эта хрупкая женщина расправилась с всесильным Роргонидом.

– Ты отомстила Дрого де Борру и Бернату из Готии, – срывающимся голосом заговорил Изембард, закрывая глаза Ротель, навсегда лишаясь этого голубого сияния. – Отдыхай, сестра. Твое страдание закончилось.

Гинкмар из Реймса, сидя во главе длинного дубового стола, пристально вглядывался в лица Гуго Аббата, Берната Плантапилосы, Бозона Вьеннского и его сестры, императрицы Ришильды. Два десятка рыцарей и вассалов молча стояли вокруг стола, следя за ходом переговоров, проходивших в замке Берзе. Отсутствие Берната из Готии всем бросалось в глаза. Маркграф пребывал на границе жизни и смерти, в вечной тьме, с воспаленными ранами на месте пустых глазниц. Он был не в состоянии править никем и ничем, и его вассалы отступали перед войсками графов Гифре и Миро: братья вторглись в Готию, чтобы подавить мятеж именем короля.