Максим Дуленцов - Диамат [Роман]

— Дочь моя, отчего ты плачешь?

Варенька поначалу отстранилась, а потом пуще заплакала, невнятно пробормотав, что боится.

— А чего ты боишься? Людей этих, что арестовали тебя?

Варенька кивнула.

— А что их бояться? Они просто люди, такие же, как мы, не демоны и не змеи огнедышащие. Не Люциферы и не судьи божии. Не бойся.

Варенька прохлюпала, что боится: а ну как убьют они ее, эти люди?

— Если ты, дитя мое, боишься смерти, то послушай, что скажу я тебе. Боязнь умереть — это всего лишь часть божественного дара самосохранения, которым Господь оградил нас от преждевременной кончины, дабы могли мы прожить жизнь праведно и в служении людям и ему. А сама смерть — это только переход из состояния бренной жизни в состояние духовного существования. Ведь душа твоя бессмертна. Вот то-то. Бояться смерти не надо. А если ты думаешь, что чего-то не успела в этой жизни, и потому не хочешь конец свой узреть, то подумай, что и потом сможешь все сделать, ибо не материальные дела Господу важны, а мысли. Мысли же твои и после смерти с душой твоей останутся. Или ты в Бога не веруешь?

— Верую, батюшка, — ответила Варенька.

— Вот и славно. Помолись-ка.

Священник замолчал, прикрыв глаза. Варенька прочитала про себя «Отче наш».

— А что же нам делать, батюшка? Как спастись? Я домой хочу!

— Просто прими все, что будет, ибо судьба наша есть промысел Божий, и мы над ним не властны. Жизнь нам дана в испытание, чтобы понять муки, что за нас Христос принял, и сделать мир лучше, ежели сможем. А там ждет нас Царствие Небесное, ибо наше оно, нищих духом. Сказал Господь: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, блаженны плачущие, ибо они утешатся, блаженны кроткие, ибо они наследуют землю, блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся, блаженны милостивые, ибо они помилованы будут, блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Слушай сердце свое, дочка, и не бойся ничего.

Так говорил безвестный архиепископ. На второй день увели его из подвала, и больше он не возвратился.

Приехав в Пермь, Василий Андреевич с прапорщиком Иванцовым сразу направились к Коромыслову. Осторожно постучали в двери. Коромыслов открыл не сразу, но впустил.

— Иван Николаевич, сделали. Не все взяли. Но достаточно. Нам нужны документы на провоз и людей в помощь — тяжеловато.

Коромыслов поморщился, как будто новость его даже не заинтересовала.

— А где золото?

— В Соликамске спрятал, в доме матери.

— Ладно, завтра приходите, завтра обо всем сообщу, все выделю.

Круглов кивнул, развернулся, чтобы выйти, да замер, а после спросил осторожно:

— Иван Николаевич, а где Варвара Григорьевна?

Лицо Коромыслова потемнело, он, отвернувшись, пробурчал:

— В Чека увели. Говорил я ей: не делай глупостей, — не слушалась. Вот за какой-то проступок и увели. В тюрьме держат уж неделю.

— Да как же так, за что?!

— А бог его знает. Меня не пускают туда, не говорят. Ладно, ступайте. Завтра утром приходите.

Коромыслов вытолкал озадаченного Василия Андреевича с Иванцовым, хлопнув дверью.

«Нужно освободить Вареньку, нужно идти в Чека договариваться. Нет, не поймут, надо просто всех убить. Нет, их там много. Что же делать?» — лихорадочно неслись мысли в голове у штабс-капитана. Иванцов понял, о чем тот думает.

— Василий Андреевич, не нервничайте. У нас есть золото. Мы Варвару Григорьевну выкупим, не волнуйтесь. Пару мешков — и она на свободе. Пойдемте спать, утром к Коромыслову, а там обратно в Соликамск — и все кончится.

Круглов кивнул, но ноги подкашивались. Ни о чем он не мог думать, только о Вареньке.

Рано утром подошли к дому Коромыслова. Постучали. Тихо. Дверь оказалась открыта. Василий Андреевич вошел, и тут же в коридоре на него набросились два человека. Вытащить револьвер не успел, молча ловил ртом ускользающий воздух, пытаясь вырваться из тисков. Внезапно один из нападавших обмяк, свалился, второй ослабил хватку. Василий Андреевич воспользовался этим, броском свалил на пол, поддал ногой в голову. Голова мотнулась, из руки выпал наган. Первого добивал рукоятью револьвера Иванцов: это он и помог вначале, его не приметили нападавшие.

Сверху, с лестницы, послышался топот ног. Иванцов крикнул:

— Бежать надо!

— Вот он, контра, он не один, их двое, уходят! — послышались крики. Круглов, увлекаемый Иванцовым, рванул дверь, и они припустили по улице к Каме. А за ними несся крик Коромыслова:

— Держите его! Это он золото украл! Стреляйте! Стреляйте!

— В Разгуляй! — прохрипел Василий Андреевич. Они резко свернули и вскоре затерялись в замысловатом нагромождении бревенчатых домиков старого района, где и в былые времена трудно было найти всякого, кто прятался, а сейчас и подавно. Преследователи отстали.

— Надо выбираться из города, Василий Андреевич. У вас деньги еще остались?

Круглов вынул из кармана галифе горсть золотых червонцев.

— Здесь купим лошадей, я знаю цыган у Ягошихи в доме, продадут. И в Соликамск.

Круглов кивнул. Днем они выехали верхом из Мотовилихи в сторону чусовской переправы.

Рано утром, когда Варенька уже потеряла счет дням, дверь подвала открылась. Человек в проеме крикнул:

— Гражданка Попова! На выход.

Варенька не сразу поняла, что это зовут ее, поднялась с пола, чуть замешкалась, оправляя грязное платье и волосы. «Вот, Господь услышал мою молитву и освободил», — подумала она, улыбнулась и пошла за человеком в военной форме. Ее вывели на улицу. Варенька, поежившись, с удовольствием ощутила сырость уральского предосенья, несмотря на то что утренники в августе холодны и туманны. Пахло грибами. Двое военных вели ее к Соборной площади, шли медленно, неспешно.

Подошли к зданию семинарии, где работал Иван Николаевич, и Варя часто сюда ходила — сначала на работу, потом носила мужу обед, а после уж повидать Василия Андреевича.

«Милый Вася! Где же ты? Как бы я хотела тебя увидеть, обнять. А еще очень хочется помыться».

Варенька почесала голову и сразу постеснялась этого нелепого крестьянского жеста. Ее завели в здание, провели коридорами и вывели в обширный двор, заросший черноствольными липами, которые неслышно шевелили небольшими листочками, напоминавшими Вареньке нарисованные в любовных романах сердечки.

— Ты, барышня, оборотися к липке вон к той, — попросил усатый дядька с винтовкой. Варя с удовольствием посмотрела на старое дерево, ствол которого наклонился к земле. И тут ее что-то мощно и больно ударило в спину, дышать стало совершенно невозможно, свет померк, и она упала, сильно ударившись головой о землю.

«Меня убили? Но почему так больно? Почему я могу думать? Я ничего не вижу, просто больно, очень больно, а говорили, после смерти душа живет и не чувствует боли. А я чувствую. Вот она какая, смерть. Если бы не болело так, можно и потерпеть эту смерть. А где же земля, над которой я должна воспарить? Почему просто мрак? Наверное, надо подождать, потерпеть, боль пройдет, и я превращусь в бестелесную субстанцию, буду прекрасной душой…»