Максим Дуленцов - Диамат [Роман]

— «Комиссар Лукин, уполномочен Уральским областным советом на перевозку особо ценного груза. Груз не доставил до Москвы, спрятал. Чем подверг Советскую республику финансовой опасности, а врагу предоставил шанс получить дополнительную помощь», — зачитал бумажку человек, сидящий рядом с Берзиным.

Командующий армией подвигал бородой.

— Груз какой?

— Золото, товарищ Берзин.

— Много?

— Не могу знать, описи нет, вывозили в спешке.

— Золото достали из тайника, где он его спрятал?

— Так точно, товарищу Ленину доложили и отдали подробную карту, товарищи из Москвы золото достали и вывезли.

Берзин опять подвигал бородой.

— Ясно. Этого расстрелять — и точка. Займемся более неотложными делами. Нам приказано наступать на Екатеринбург, так что, товарищ Лашевич, доставайте карту, зовите командиров дивизий и начнем подготовку. Чего ждете? — кивнул бородищей на Лукина. Владимира Павловича увели.

В Особом отделе Лукина завернули: некогда, пусть ведут в Уральскую Чеку — там разберутся. Повели туда. Просидев некоторое время в подвале, импровизированной камере, Владимир Павлович был принят самим начальником, товарищем Лукояновым, бывшим слегка в подпитии и уже при Лукине употребившим стакан с прозрачным напитком.

— Ну-с, кто тут у нас, что тут? А, бумажка от Реввоенсовета, так-с, любопытно… Расстрелять! Интересно, вот даже две «с» написали, молодцы! А ты кто, товарищ? За что тебя расстрелять? — Федор Николаевич был явно в ударе после дозы алкоголя.

— Лукин моя фамилия, мой отец известный в Перми революционер, вы его позовите, он подтвердит!

— Ага, в Перми, известный. Что-то не припоминаю, милейший. Расстрелять, однако, вас положено, так что тянуть? Колчак скоро к городу подойдет — хана тогда нам, а вы, контрреволюционер, — нерасстрелянный. Нехорошо. Пашка!

В дверь кабинетика сунулась лохматая голова солдатика.

— Чаво, Федор Николаич?

— Ну-ка, позови сюда товарища Малкова.

— Дык бежать надоть, телефон не работает, едрить его…

— Ну так беги!

Товарищ Лукоянов налил еще немного прозрачной жидкости, подмигнул Владимиру Павловичу и выпил. Товарищ Малков пришел быстро: видать, недалеко было.

— Будешь рюмашку? — спросил его Федор Николаевич. Товарищ Малков кивнул, выпил, крякнул, пощелкал пальцами, но закуски на столе не было.

— Вот, привели гражданина, расстрелять приказано.

— Ну так за чем же дело стало? Сейчас позову Ляксея — и готово.

— Гражданин утверждает, что его отец — известный революционер и что партия ошиблась, приговорив его в расход. Знаешь такого, Лукина?

Малков задумался, потом кивнул:

— Из бывших, но наш, помогал крепко пролетариям. Но если партия решила — значит, в расход.

— Товарищи! Я вам могу дать… кое-что… — Лукин подавился, закашлялся.

— Чего ты мне дашь, контра? Я и сам у тебя все заберу, когда пулю в лоб загоню, — рявкнул раскрасневшийся от выпитого товарищ Малков.

— Подожди, подожди… Что у вас есть, что вы можете дать? — Товарищ Лукоянов придвинулся ближе к Владимиру Павловичу.

— У меня есть немного золота, товарищи.

— Пара колечек да ложечка? В расход контру. Еще и подкупить нас, пролетариев, хочет, гнида царская!

— Нет, слитки! Слитки золота!

— Да ну? И сколько же их у вас? — внимательно глядя в глаза Лукину, спросил начальник Уральской Чека. Товарищ Малков тоже примолк, про контру более не упоминал, слушал.

— Пуд наберется, товарищи. Экспроприировал у белых в Екатеринбурге, да не успел отдать. Ей-богу, хотел. Вот могу вам отдать.

— Ну, допустим. И что же вы хотите-с за это? Жизнь?

— Хочу служить трудовому народу и революции. Я много могу. Могу на фронт, могу в тыл Колчака, партизан подымать по деревням.

Малков озадаченно молчал. Лукоянов задумался, потом сказал:

— Дам вам человека, с ним сходите за золотом. Принесете — я вам мандат, поедете в Екатеринбург, там встретитесь с нашими товарищами из подполья, они передадут одну вещь, ее мне доставить надо. Как доставите — получите мандат комиссара, пойдете начальником в войска, не рядовым. Согласны?

Владимир Павлович горячо закивал. Малков недоуменно смотрел на Лукоянова.

— А я чо? А мне?

— А с тобой, дорогой товарищ Малков, мы завсегда все решим полюбовно. — Лукоянов налил водки, подал ему и выпил сам. — Иди, товарищ, неси награбленное революцией.

Владимир Павлович медленно вышел из кабинетика. «Слава богу, обошлось», — и пошел отдавать золото.

Уже на следующий день он трясся в вагоне в сторону Кунгура, имея в подкладке пальто мандат, выданный ему Уральской Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, о том, что он есть настоящий чекист и преданный борец за дело трудового народа. После Кунгура до Ревды поезд шел медленно, никто не знал, где красные войска, где белые, а в Ревде вообще остановился.

Владимир Павлович дальше отправился пешком. К утру он добрел до знакомого Екатеринбурга, переулками добрался до назначенного места, постучал в дверь бревенчатого дома.

— Кто там шляется в такое время? А ну, пошел!

— От Марата! Пришел за вещами! — произнес Владимир Павлович условную фразу. Дверь стукнула щеколдой и, скрипнув, отворилась. В темноте проема показался человек с револьвером.

— Тута жди, сейчас притащу.

— Кто там, Петро?

— Да от Лукоянова пришел за его коробкой, спи.

Человек скоро вынес холщовую сумку и передал Лукину, ничего более не сказав. Владимир Павлович недоуменно остался стоять на пороге. Но чувство долга и искупления вины погнало его дальше. Пора выбираться из города, совсем уже утро настало, морозное, позднеосеннее. На улицах было пустынно. С ценной сумкой идти было страшнее и опаснее: что там, в ней? Документы по расположению частей белых или добытые непосильным трудом разведданные по передвижению полков генерала Гайды? Лукин мог только догадываться, но сумка жгла бок. И тут в глухом переулке его остановил конный казачий патруль.

— Кто таков? Почему ходишь? Комендантский час ишшо! А ну, пошли в каталажку, потом разберемся, кто ты есть!

Часа через два его вывели из импровизированной тюрьмы на свет божий и поместили в кабинет, вполне похожий на кабинет Чека в Перми. Только за столом сидел не пролетарский следователь, а вполне себе приличный царский поручик при всех регалиях.

— Ну, привет, красный шпион. Давай, рассказывай, кто и зачем тебя послал и куда ты направляешься, — поручик улыбнулся, откинулся на спинку стула и отхлебнул чай из стакана.

— Я, господин поручик, не красный шпион, а прапорщик армии его Императорского Величества. Пришел почтить память государя на место его гибели.

— Ишь ты… Какой школы прапорщик?

— Третьей Петергофской, господин поручик.