Алекс Хейли - Корни

Я снова побывал у кузины Джорджии в Канзас-Сити – это было правильно, потому что старушка была уже очень больна. Но мой рассказ вдохновил ее. Еще больше ее заинтересовало то, что я надеялся узнать. Она пожелала мне счастливого пути, и я вылетел в Африку.

Те же люди, с которыми я встречался раньше, сообщили мне, что нашли сказителя, который многое знает о клане Кинте. Зовут этого человека Кебба Канджи Фофана. Я был готов немедленно с ним встретиться.

– Где же он?

На меня посмотрели странно:

– В своей деревне, разумеется.

Выяснилось, что, чтобы встретиться с этим сказителем, мне предстоит организовать настоящее путешествие. Три дня ушло на бесконечные африканские разговоры и уговоры, прежде чем удалось найти катер, чтобы подняться вверх по реке, грузовик и «Лендровер», чтобы доставить по суше все необходимые припасы и снаряжение, и четырнадцать человек, в том числе трех переводчиков и четырех музыкантов (мне сказали, что старые сказители в глубинке никогда не говорят, если фоном не звучит музыка).

На катере «Баддибу» мы двинулись по широкой и быстрой «Камби Болонго». Я чувствовал себя неловко. Мне казалось, что я чужой в этом мире. Как воспринимают меня эти люди? Считают ли меня пришельцом? Наконец впереди показался остров Джеймс. На протяжении двух веков здесь стояла крепость, за которую постоянно сражались Англия и Франция. Это было идеальное место для работорговли. Я спросил, можем ли мы остановиться здесь. Мы остановились, и я отправился бродить среди мрачных развалин, все еще охраняемых призрачной пушкой. В воображении моем вставали картины жестокостей, творившихся здесь. Я чувствовал, что передо мной открывается новая грань истории черной Африки. Я безуспешно пытался найти какое-то символическое напоминание о древних цепях, но видел лишь обломки кирпичей и цементную пыль. Несколько минут до возвращения на «Баддибу» я просто смотрел на реку, название которой мой предок передал своей дочери на другом берегу Атлантического океана, в округе Спотсильвания в штате Вирджиния. Мы вернулись на катер и поплыли дальше. В небольшой деревне Альбреда мы сошли на берег. Дальше предстояло идти пешком – к совсем маленькой деревушке Джуффуре, где, как мне сказали, и жил тот самый сказитель.

В психологии есть такое понятие – «пиковое переживание» – нечто высшее, подобного чему в вашей жизни никогда не было. Таким пиковым переживанием для меня стал первый день в глубинке черной Африки.

Когда мы приблизились к Джуффуре, дети, игравшие за изгородью, сообщили о нашем прибытии взрослым, и люди стали выходить из своих хижин. В деревне жили около семидесяти человек. Как и в большинстве деревень в глубинке Гамбии, жизнь здесь за последние двести лет почти не изменилась. Круглые хижины, обмазанные глиной, с коническими соломенными крышами. Среди тех, кто вышел нам навстречу, был невысокий мужчина в потрепанном белом одеянии и небольшой шапочке над черным лицом с орлиным носом. В нем было нечто такое, что я сразу понял – это именно тот, к кому мы приехали.

Три переводчика отделились от нашей группы, чтобы переговорить с ним, а остальные жители деревни окружили меня широкой подковой. Если бы я раскинул руки, то кончиками пальцев коснулся бы тех, кто стоял ближе всего ко мне. Люди смотрели на меня во все глаза. Они морщили лбы – такими пристальными были их взгляды. Внутри меня зародилось какое-то странное, животное ощущение, и я не сразу понял, что это. Но потом осознание нахлынуло и захлестнуло мощной волной: мне много раз доводилось находиться в окружении людей, но никогда еще все, кто меня окружал, не были черными как смоль!

Я был потрясен и взволнован. Я опустил глаза, как мы всегда делаем в состоянии неуверенности. Взгляд мой упал на собственные коричневые руки. И на меня нахлынула новая волна чувств, на этот раз еще более мощная и стремительная: я почувствовал себя неким гибридом… Ощущал себя нечистым среди чистых, и чувство это было мучительным и постыдным. И тут старик отошел от переводчиков. Жители деревни сразу же покинули меня и столпились вокруг него.

Один из переводчиков подошел ко мне и шепнул на ухо:

– Они так рассматривают вас, потому что никогда еще не видели чернокожего американца.

И эти слова поразили меня сильнее, чем все, что происходило вокруг меня и со мной. Эти люди видели во мне не человека, а символ! Символ двадцати пяти миллионов чернокожих, которые жили за великим океаном.

Люди, столпившиеся вокруг сказителя, о чем-то оживленно заговорили на языке мандинго, то и дело бросая на меня заинтересованные взгляды. Через какое-то время старик повернулся, прошел мимо своих односельчан, мимо трех переводчиков и подошел прямо ко мне. Он пристально смотрел мне в глаза, считая, что я должен понимать его язык мандинго. И он сказал мне, что они испытывают глубокие чувства к тем неизвестным миллионам чернокожих, живущих в разных местах, куда их увезли на кораблях рабовладельцев. Переводчик пришел мне на помощь:

– Предки рассказывали нам, что многие из тех, кто жил здесь когда-то, оказались в изгнании, в месте, называемом Америкой, и во множестве других мест.

Старик сел на землю лицом ко мне. Жители деревни спешно собрались за ним. И он начал рассказывать мне историю рода Кинте, которая передавалась из уст в уста на протяжении веков с незапамятных времен. Он не просто рассказывал – мне казалось, что он читает какой-то древний свиток. А для замерших в почтительном молчании жителей деревни это было настоящее событие. Сказитель говорил, наклонясь вперед. Тело его окаменело, шея напряглась, каждое слово казалось почти физически ощутимым. После пары предложений он немного расслаблялся, откидывался назад и слушал, как переводит его слова переводчик. В голове сказителя хранилась невероятно сложная генеалогия рода Кинте на протяжении множества поколений: кто на ком женился, у кого были какие дети, на ком женились эти дети, кто у них родился. Это было просто невероятно. Я был поражен не только обилием деталей, но почти библейским стилем повествования: «И такой-то взял в жены такую-то и родил… и родил… и родил…» Он называл имена всех супругов и имена их многочисленных отпрысков и их отпрысков… Чтобы указать время, сказитель упоминал важные события: «в год большой воды» – наводнения – «он убил буйвола». А для того чтобы точно определить дату, нужно было выяснить, когда произошло то самое наводнение.

Чтобы мне было проще понять энциклопедическую сагу, которая разворачивалась перед моими глазами, сказитель сказал, что род Кинте возник в стране Древнее Мали. Мужчины рода Кинте традиционно были кузнецами, «теми, кто покорил себе огонь», а женщины делали керамику и занимались ткачеством. Со временем одна ветвь рода перебралась в Мавританию, и из Мавритании один из членов рода, Каираба Кунта Кинте, марабут, то есть святой человек мусульманской веры, отправился в страну Гамбию. Сначала он пришел в деревню Пакали Н’Динг, пожил там какое-то время, потом отправился в деревню Джиффаронг, а оттуда в Джуффуре. В Джуффуре Каираба Кунта Кинте взял себе первую жену, девушку мандинго по имени Сиренг. От нее у него было двое сыновей, Джаннех и Салум. Потом он взял вторую жену по имени Яйса. От Яйсы у него был сын Оморо.