Эптон Синклер - Жатва Дракона

Здесь был демагог, который еще не забыл "бедных и смиренных", и не стеснялся иметь "экономическую программу". Его сердце обливалось кровью за тех, кто жил ниже прожиточного уровня, и он представил для них яркую и сияющую утопию, которая должна была наступить в тот момент, когда удавка Еврейского курса будет снята с их горла. Бедность в современном мире была преступлением, преднамеренно совершённым над людьми международными банкирами, евреями и красными. Ветчина и яйца, тридцатка каждый четверг, шестьдесят в шестьдесят. Эти лозунги оратор взял из Калифорнии. Отмену золотого стандарта у Кофлина. Отмену процентного рабства и упразднение монополий у Гитлера старых Мюнхенских дней.

Все это представление вернуло Ланни пятнадцать лет назад к огромной Bürgerbraukeller , где он впервые услышал двухчасовое выступление Шикльгрубера. Когда этот неизвестный агитатор впервые появился на трибуне, Ланни подумал, что это карикатура на Чарли Чаплина. Но, слушая его и видя его влияние на толпу, американец понял, что это было социальным предзнаменованием. И здесь в Детройте было то же самое, с небольшими изменениями, самыми незначительными. Когда голос Джеральда Смита перестал дрожать, рассказывая матерям и бабушкам в этой аудитории о том, как международные евреи замышляли затащить американских мальчиков в свои европейские войны, и представлял ужасы, которые могут постигнуть этих мальчиков, тогда Ланни услышал стоны и крики слушателей. Оглянувшись, он увидел женщин с искаженными болью лицами и слезами, текущими по их щекам. Его сердце облилось кровью. Ему показалось, что какой-то дьявол делает карикатуру из демократического процесса, сводя его до фарса, доказывая, что люди не способны мыслить и действительно должны управляться хозяином, который будет бить их плетью.

Когда Ланни вышел из мюнхенской пивной, он спросил: "Это немецкий Муссолини?" И теперь он спросил: "Это американский Гитлер?" Он спросил это уважительно и, конечно, без признаков отвращения. – "Мне кажется, у него есть все, что нужно, он понимает американские массы".

"Я согласен с вами", – сказал Форрест Квадратт. – "Я поддерживаю его на эту роль, и вам будет интересно узнать, что некоторые довольно крупные силы поддерживают его сверх всякой меры".

XIII

На следующее утро они отправились в обратный путь, но по другому маршруту. У Ланни были дела с картинами, и его спутник с удовольствием согласился его сопровождать, поскольку он всегда был рад встретить богатых людей, которые могли бы сказать, что случится. Они проехали несколько сотен километров на юг, и по дороге говорили о трех выдающихся личностях, которых они встретили, и о большом городе автомобилей и его будущем. Квадратт считал, что Джеральд Смит сделал мудрый выбор, поскольку Детройту суждено было стать центром американского социального недовольства. – "Подождите, пока Новый курс потратит последний доллар, который сможет занять, и тогда вы увидите, как разверзнется ад".

Ланни согласился. Массовый импорт рабочей силы с юга, и особенно негров, должен был привести к расовым беспорядкам. Нацистский агент протер свои влажные мягкие руки и пробормотал: "Американскому народу действительно придется слушать нас, Бэдд!"

Они прибыли в Цинциннати, в наполовину южный город на берегу Огайо. Это был семейный дом Софи Тиммонс, баронессы де ля Туретт, и место большого завода металлических изделий, которое поддерживало эту рыженькую и пылкую леди в роскоши с тех пор, как Ланни Бэдд мог себя помнить. Некоторые из родственников Софи время от времени приезжали к ней в гости, и Ланни знал их и обещал навестить их и поговорить о картинах. У него был портфель фотографий картин и список цен. Показ фотографий и обсуждение цен заняли целый вечер. Его нацистский друг сидел рядом и думал, что это высококлассный рэкет, но которому не хватало исключительного будущего его собственного. Бывший поэт видел, как в Берлине, Вене и Праге происходят события, из-за которых у него кружилась голова. Он видел себя Gauleiter района Нью-Йорка или даже североатлантических государств.

XIV

Затем на восток. Все шоссейные дороги были одинаково хороши. Их трудно было отличить друг от друга. Их маршрут проходил через Аллеганские горы, там в долинах был апрель, а когда они поднимались, возвращался март, а затем снова апрель, когда они спускались. По пути Ланни стал секретничать и рассказал о крупных суммах, которые он получал у богатых. И Квадратт был вынужден вступить в соревнование. Его гонорары были не такими большими, но они были более регулярными. Münchner Neueste Nachrichten платил ему 500 долларов в месяц как своему американскому корреспонденту, а Немецкая библиотека информации в Нью-Йорке платила ему столько же, как их советнику. Недавно они заплатили ему двенадцать тысяч долларов дополнительно в качестве платы за конкретную "консультацию". В прошлом году во время поездки в Германию он набрал еще большие суммы. Так как руководители нацистской машины понимали, что их сотрудники должны хорошо жить и иметь возможность развлекать тех, кого они хотели завербовать. "Они сорят деньгами", – сказал зарегистрированный агент, – "и почему я не могу получить свою долю?" У Ланни не было причин возражать.

Они проезжали по угольным районам в горах Западной Виргинии. По сторонам дороги тянулись неокрашенные двухэтажные лачуги, построенные в ряд из дюжины или более, иногда они составляли одно здание. Все было измазано угольной пылью, в том числе лица оборванных детей, которые стояли перед домами, глядя, как машина проносилась мимо. "Горные районы одинаковы во всем мире", – заметил бывший поэт. – "Представьте себе, что такие люди должны участвовать в управлении государством?"

Искусствовед ответил: "Здесь ими правят политические боссы, ведя закулисные переговоры".

Это было восхитительное путешествие, из которого выросла тесная дружба. Они стали называть друг друга по имени, и вскоре Ланни рассказал о своей маленькой дочери в Англии. Это заставило его собеседника расспросить о том знаменитом браке, который заключил внук президента Оружейных заводов Бэдд . Что заставило его разбиться? Ланни ответил, что человек, который любит музыку, искусство и книги, не может быть счастливым с женщиной, которая ежегодно тратит один или два миллиона долларов и озабочена публичной демонстрацией этого. "Ирма занимает правильное место, как жена английского графа", – сказал он. А другой заметил: "Я считал её замечательной женщиной, но ей немного не хватает чувства юмора".

Он принялся в свою очередь рассказывать о печали своей личной жизни. "Моя жена – нежная и прекрасная женщина, но, к сожалению, она – наполовину еврейка. Сначала я думал, что это ничего не значит, но по прошествии нескольких лет обнаружил, что самые худшие расовые черты выходят на передний план с возрастом, вы можете понять, что это означает для меня в моем положении в это время".