Семён Шуртаков - Вершина Столетова

— Ну, Тиша, за столом ты работничек! — не раз восхищался Лохов. — На что уж я на маршах привык на ходу пищу заглатывать, а за тобой и мне не угнаться.

А сегодня Поздняков отличился и в поле.

Почувствовав себя героем дня, он несколько подобрел, почти приветливо встретил своего сменщика и даже попытался улыбнуться.

— Кто как, а я не люблю языком зря трепать. Мне подавай дело.

— И побольше каши, — в тон ему, серьезно добавил Лохов.

К месту заправки подъехал Женя Мошкин. По-девичьи мягкое красивое лицо его и выбившиеся из-под кепки густые волосы были забрызганы грязью.

Тот же Лохов как-то сказал Жене:

— Не понимаю, как ты попал в трактористы. Такая, можно сказать, поэтическая личность и вдруг… Тебе бы в симфоническом оркестре на дудке любовные арии насвистывать!

Но сегодня Мошкину было не до шуток. Он хмурился и молчал.

Оказалось, что Женя завяз со своим СТЗ в одной еще не успевшей высохнуть промоине и потерял целых три часа. Просил взять на буксир работавшего рядом Позднякова, но тот посоветовал или выбираться самому, или подождать, пока он закончит один участок и будет переезжать на другой.

Андрей отлучался с поля и ничего этого не знал.

— Что же это ты, Поздняков? — спросил он у Тихона.

— А ничего, — ответил тот. — Не считай ворон, гляди под ноги. Мне что было сказано нынче утром? Паши больше, горючего жги меньше. К чему же я на дядю и время и горючее буду тратить? Пора горячая, каждому до себя.

Таким многословным и важным Тихона еще никто до сих пор не видел. Красный флажок на радиаторе придал ему солидность, неизвестно откуда взялось и красноречие.

Мягко выкладывая дорогу гусеницами, подъехал третий трактор.

— Глуши, Илья Ефимович, — махнул рукой в сторону Груздева Андрей. — И все идите сюда.

Трактористы сгрудились около поздняковского трактора.

— Бригада сегодня работала в общем хорошо, — сказал Андрей. — Но… но Тихон Поздняков совершил неприглядный поступок. Он поступил по поговорке «моя хата с краю», которая давным-давно устарела…

— Бытие же определяет сознательность, а Тихон с утра ничего не ел, — вставил Лохов.

Никто не засмеялся.

— Я тоже так думаю, что Поздняков сделал это по несознательности, — снова заговорил Андрей. — Будем считать, что в первый и последний раз. Пусть никто из нас никогда не скажет, что ему дела только до себя. Так говорят там, — Андрей показал пальцем куда-то за плечо, — а мы должны держаться друг за друга. На этом мы стоим, этим мы и сильней их.

Флажок у Позднякова Андрей отобрал. А тот после этого случая помрачнел еще больше, перестал разговаривать и даже за обедом забывал выражать свое недовольство, а поедал все в гробовом молчании. Да еще, как нарочно, в тот же злополучный день наглотался Тихон керосина, продувая трубку, и долго ходил потом, отплевывался. Пробовал есть и селедку и лук — никакого толка: отдает керосином, да и все тут!

Если кто закуривал в присутствии Позднякова, Лохов предупреждал:

— Отойди подальше, не то — долго ли до беды? — Тиша взорваться может!

Бригада работала день ото дня лучше. Флажок переходил с одного трактора на другой. Потом чаще и чаще стал появляться на груздевской «семейной» машине. Илья Ефимович торжественно подъезжал к заправочному, глушил мотор и многозначительно откашливался. Когда кто-нибудь заговаривал с ним про флажок, он небрежно, как бы между прочим, бросал:

— Да, опять помалу наковырял две нормы.

Говорил он это так точно оправдывался: я, мол, не виноват, так уж получается, не обессудьте. Если рядом была жена Дарья, Илья Ефимович прибавлял:

— Мы с Дашей еще сызмальства к технике наклонение имеем. А в нашем деле, брат, техника — главное дело.

Замолкал на секунду и договаривал:

— А техника это тебе не что-нибудь, а… техника!

Говорил так Илья Ефимович не в собственную похвальбу: хвастаться он не любил. Дело было в том, что жена его, Дарья, проработавшая на тракторе всю войну, действительно хорошо — куда лучше мужа! — знала машину. Не раз ей предлагали пост бригадира, да сама не захотела. И положение у Ильи Ефимовича было затруднительное. Потому он часто и говорил «мы с Дашей», потому так неопределенно упоминал о технике: хотелось и жену похвалить, и собственное достоинство в глазах товарищей не уронить. Дарья при этом только улыбалась, не выдавая мужа, трактористы тоже делали вид, что считают Илью Ефимовича на́большим, хотя подоплека их семейно-деловых отношений была всем хорошо известна. Разве что злоязычный Иван Лохов не упустил случая и окрестил Илью Ефимовича «Мы с Дашей».

Редко появлялся флажок на тракторе Жени Мошкина. Трактор у него был самый старый в бригаде, давно отработавший свой срок, да к тому же колесный, а на колесном в такую сырую весну работать плохо: того и гляди застрянешь в какой-нибудь низине.

И вдруг учетчик как-то доложил Андрею: Женя на своем СТЗ засеял за ночь чуть не две нормы.

Мошкин пытался скрыть радость, но это ему плохо удавалось. Даже старенький СТЗ и то, будто сознавая свою значительность, подошел к заправочному как-то необыкновенно солидно, почти вразвалку.

Лохов внимательно оглядел трактор Жени и остановился около радиатора.

— Ты что? — спросил Женя.

— Да вот смотрю, куда ты будешь ставить наше переходящее? Нет никаких приспособлениев, прямо хоть на трубу вешай!

— А что, можно и на трубу. Даже видней, — согласился Женя.

— Нет, на трубу не годится, — отсоветовал Лохов. — Не прочно.

Но флажок Женя так и не получил.

На полевом стане неожиданно появилась Соня Ярцева с полеводом.

— Что же это вы, милые, — почти ласково начала Соня, и по одному этому ласковому тону Андрей почувствовал что-то неладное. — Или вы тут все темные по части агротехники, или вам лишь бы норму выполнить? А? Разве та́к нужно обрабатывать землю? Да еще поливную, — Соня сделала ударение на последнем слове, — поливную, на которой мы собираемся не меньше как двухсотпудовый урожай вырастить? Так, что ли, Максим Харитонович?

Полевод кивнул и пояснил, что на одном конце участка поливные валики оказались слишком массивными.

Когда пришли на участок, Андрей увидел, что это действительно так.

— А что в том плохого? — спросил Женя. — Ты же сама говорила, что без валиков поливать нельзя. А что они повыше нормальных, так еще лучше — вода рвать их не будет.

— То есть как что плохого? — с возмущением спросила Соня. — Да знаешь ли ты, что в валики сдвигается не просто пахотный слой, но самая верхняя, самая питательная его часть? Да знаешь ли ты, что своей вот такой работой ты из структурной почвы сделал на этом конце поля ни то ни се? Да знаешь ли ты…

Подошла Татьяна Васильевна, не вступая в разговор, послушала, как Соня распекала Мошкина, и осталась довольна.