Семён Шуртаков - Вершина Столетова

Быстро, насколько позволяла нога, Михаил пошел к заводи. Выстрел был удачным: оба селезня остались на месте. Каково же было его удивление, когда он увидел, что и охотник в кожанке спешит к этой же облюбованной им заводи. У Михаила даже в горле запершило от досады.

— Здо́рово! — сказал незнакомец.

— Ничего здорового, — проворчал Михаил. — Что, ты другого места не мог выбрать?

— А ты? — спросил охотник в кожанке и неожиданно рассмеялся.

— И в самом деле! — Михаил тоже громко расхохотался.

Человек в кожанке подошел совсем близко, и Михаил резко оборвал смех: перед ним стоял Гаранин.

— Ну, здравствуй, — продолжая улыбаться, Гаранин крепко стиснул руку Михаила. — Или, как говорят охотники: хорошего поля!

Михаил пробормотал в ответ что-то невнятное и в замешательстве начал тереть рукавом ложу ружья.

— А поле-то у нас началось и впрямь неплохо. — Гаранин кивнул на двух селезней, оставшихся в заводи. — Коллективная работа, выходит, и на охоте себя оправдывает.

Гаранин был в резиновых сапогах, и с помощью шеста, который принес Михаил от шалашика, убитых селезней удалось без особого труда подогнать к берегу.

Решили, что разделят убитую дичь после, а сейчас, не теряя времени, надо еще попытать счастья.

Разошлись в разные стороны. Но теперь охота у Михаила шла плохо. Он то раньше времени спугивал, то мазал и вернулся к шалашику с пустыми руками.

Над прудом стлался белый туман, закрывая воду. Небо стало просторнее, в нем и туч поубавилось, и свету стало больше. Очищая небесный купол, тучи оседали над горизонтом и образовали нечто вроде огромного свинцового обруча. Солнце еще не показывалось.

Пришел Гаранин — усталый, перемазанный грязью и счастливый. Ему повезло: он набил еще пяток здоровенных селезней.

— Этих двух — одним выстрелом, — рассказывал он, открыто хвастаясь. — Этого влет, а вот за этим — веришь или нет — добрых полкилометра пришлось на пузе ползти…

Михаил привык видеть Гаранина уравновешенным, спокойным и даже немножко суховатым. И вот перед ним сидел совсем другой человек. Он рассказывал, как полз, как целился, и глаза у него при этом азартно блестели.

— А есть-то я как хочу! — Гаранин хлопнул себя по карманам и, достав две лепешки, протянул одну Михаилу. — Держи… Держи, да чего там! Твоя же мать пекла! Для такого случая не мешало бы и по стопочке от сырости…

После лепешек, вознаграждая себя за долгое воздержание, с удовольствием закурили.

Зашел разговор о севе.

— Трудновато на старых-то машинах? — спросил Гаранин.

— Трудно, — откровенно признался Михаил.

— А пашешь, говорят, глубже нормы? Надорвешь своих старушек, а потом, на уборке, стоять будешь…

Михаил насторожился.

Достаточной по району считалась глубина пахоты в двадцать сантиметров. Однако Ольга просила те из поливных участков, которые были засолены, пахать не мельче, чем на двадцать пять — тридцать. Михаил сам толком не знал, зачем это, и ему сейчас не хотелось ничего объяснять Гаранину. К тому же он подозревал, что Гаранин говорит о глубокой вспашке со слов главного инженера, который был позавчера в бригаде и остался очень недоволен. Инженеру, конечно, положено такими вещами интересоваться: он отвечает за машины, секретарь же ввязывается в это дело, пожалуй, зря. Михаил так и сказал Гаранину:

— Ты не обижайся, а только, если нашего дела как следует быть не знаешь да с чужих слов судишь, лучше оставим этот разговор. Ты бы вот председателем здешним поинтересовался — это да, это по твоей части.

Гаранин спросил, чем же именно интересен председатель.

— Многим, — ответил Михаил. — Всего сразу и не скажешь. Пока скажу одно: фигура такая, что стоит заняться. Только смотри, чтобы он и тебя, как райком, на сводках вокруг пальца не обкрутил… Ну, мне пора в бригаду.

— Тогда уж и добычу забирай, — сказал Гаранин. — Чего я со всем этим добром таскаться буду? Разве что вот эту пару отложи, матери отвезу, а остальных забирай! В бригадный котел!.. Без разговору. А в Березовке я побываю. Сегодня вряд ли успею, сегодня у меня других дел много, а завтра наведаюсь.

Перекинув реглан через руку, Гаранин зашагал вниз по Березовке, на плотину.

Солнце в конце концов прорвало свинцовый обруч хмари и разом брызнуло на поля. И все мгновенно преобразилось: все стало резче, ярче, красивее. И вода заблестела, как серебряная, и трава заискрилась росяным жемчугом, и поля зачернели необыкновенно глубокой бархатной чернотой.

«Хорошо, хорошо, черт побери!» — хотелось крикнуть Михаилу.

Трактор Горланова продолжал работать. Значит, с пальцами по-прежнему все благополучно. Ну, а теперь осталось и совсем немного. Теперь выдержат!

И все-таки поршневые пальцы на тракторе Горланова не выдержали.

Около полудня, когда на богарном участке всего и оставалось каких-нибудь два заезда, палец третьего поршня выскочил из втулки и задрал цилиндр. Поломка была серьезной, трактор выходил из строя, по крайней мере, на полдня.

«Эх, как это все некстати!» — Михаил злился и на старые, недостаточно хорошо отремонтированные зимой машины, и на трактористов, которые из-за своей беспечности не смогли предупредить аварию. А понимая, что главным виновником поломки был он сам, — злился еще больше: «Вот и дал короткие сроки».

Не полагаясь на расторопность трактористов, Михаил сам залез под трактор, снял картер и вытащил поршень. Горланов с Пантюхиным еле успевали выполнять его команды: подай то, принеси это.

К счастью, запасная рубашка цилиндра оказалась здесь же под рукой, в полевом вагончике, и ждать, пока за ней ходили, пришлось недолго.

В самый разгар работы приехал главный инженер в сопровождении Сосницкого и Николая Илларионовича.

— Ну что, допрыгался, бригадир, — сказал инженер, рассматривая задранный цилиндр. — Говорили же: не перегружай машины, и так еле живы, так нет — сам все знаю, сам с усам… Я для тебя не авторитет, так Николай Илларионович может подтвердить.

«Стоило для одного этого старика тревожить!» — усмехнулся Михаил, но промолчал.

Николай Илларионович откашлялся, протер пенсне и сказал:

— Да, по нашим почвам глубину вспашки в двадцать сантиметров следует считать вполне достаточной. Несколько мельче можно, а глубже не имеет смысла.

— И те участки, что засолены, тоже глубже не имеет смысла? — спросил Михаил.

— Видите ли, агротехника орошаемого земледелия, в том числе и предпосевная обработка почвы, не имеют существенных отличий от агротехники обычных богарных земель, — уклончиво ответил агроном.

— Одним словом, на рожон лезешь зря, — заключил инженер. — Сегодня ты запорол цилиндр, завтра — подшипник. Кто же тебе частей напасется? Имей в виду: больше нормы не дам. И за перерасход горючего расплачиваться собственным карманом не стану, расплачивайся сам.