Кейт Куинн - Сеть Алисы

– Я не говорила, что в этом костюме-тройке ты выглядишь сногсшибательно? – спросила я, устроив голову на руке Финна.

– Говорила.

– Не грех и повторить. – Я вылила остатки вина в кружку. Финн меня разглядывал, но я уже ничуть не стеснялась своей наготы. – Когда нам вернут «лагонду»?

– Наверное, через неделю.

Поняв, что здесь мы задержимся, Финн отдал машину в ремонт и ежедневно названивал в мастерскую, справляясь о своем драгоценном детище, точно заботливая мамаша.

– Тебе нужна новая машина.

– Ты представляешь, во что она обойдется?

– Тогда – за здоровье твоей старушки! – Я передала ему кружку. – Я бы не прочь наши поиски вести на машине. От ходьбы у меня уже отекают ноги, а я рассчитывала, что это случится позже.

По приезде в Грасс утренняя тошнота и постоянная противная слабость сгинули. Не знаю, благодаря чему – напоенному цветочными ароматами воздуху, любовным утехам или тому, что Розанчику шел четвертый месяц, но я себя чувствовала превосходно – полной сил и готовой на все, даже на бесконечные хождения по городу. Однако скучала по «лагонде».

Финн допил вино и, перебравшись в изножье кровати, стал массировать мне ступню. От удовольствия я поежилась. Ночь была теплая, сквозь открытые окна в комнату вплывали запахи жасмина и роз. Наша постель в круге света казалась кораблем в море тьмы. Мы с Финном условились, что наедине не будем говорить об ужасах войны и подлостях Борделона. Ночные часы принадлежали радостным беседам.

– То ли еще будет на восьмом месяце, – сказал Финн, разминая мне подъем. – Вот уж когда твои ноженьки по-настоящему опухнут.

– Откуда вам это известно, мистер Килгор?

– Из наблюдений за женами друзей. Я, пожалуй, единственный, кого еще не охомутали. Вернувшись домой, все мои однополчане первым делом брюхатили какую-нибудь девушку и потом женились на ней. Я уже трижды был крестным.

– Я прям вижу, как ты стоишь перед купелью, а в руках у тебя вопящий кружевной сверток!

– Вопящий? Ничего подобного. Младенцы меня любят. Как только возьму их на руки, мгновенно засыпают. (Пауза.) Я обожаю детишек. Всегда мечтал о целом выводке своих.

Мы помолчали и тихонечко сменили тему.

– А что еще ты любишь, кроме «бентли»?

Я подставила вторую ногу. Прошлой ночью Финн вслух читал автомобильный журнал – технические характеристики «Бентли Марк VI». При этом он нарочито пародировал мой американский акцент, и я побила его подушкой.

– Если есть «бентли», больше ничего не надо. Ну разве что хорошую автомастерскую, чтоб содержать машину в отличном состоянии. Вроде той, где сейчас чинят «лагонду».

Пальцами ноги я пощекотала ему грудь.

– Я думаю, ты бы смог стать хозяином такой мастерской.

– Для этого надо разбираться не только в машинах, но еще кое в чем. – Финн скроил унылую мину. – А у меня книга учета окажется под канистрой с маслом, перепачканные солидолом квитанции будут нечитаемые, и очень скоро банк заберет мастерскую.

Но не в том случае, если бухгалтерией займусь я… Я не стала додумывать эту мысль и, нежно отогнав ее, пустилась в рассказ о памятном долгом дне в прованском кафе, когда полосатые маркизы, песни Эдит Пиаф и домашние бисквиты стали образом земного рая.

– Пожалуй, в картину идеального кафе надо включить и английский завтрак.

– Я еще отменно готовлю жаркое…

Мы оба понимали, что происходит в этих неспешных ночных разговорах. Осторожно, почти опасливо, мы намечали совместное будущее и не высказанное словами заменяли легкими улыбками. Иногда во сне нас мучили кошмары, но справиться с ними легче, если можешь уткнуться в теплое плечо рядом с тобой, и тогда печаль, поплутав в ночи, превращается в радость.

Мы так мало знакомы, а я без ума от тебя , – думала я, в сумраке рассматривая лицо Финна. – Влюбилась безоглядно .

Через две с половиной недели нашего пребывания в Грассе Эва, прихлебывая послеобеденный кофе, сказала:

– Видимо, здесь его нет.

Мы с Финном переглянулись, подумав обо всех, кто отрицательно покачивал головой, глядя на фотографию. Три ресторатора и один дорогой портной как будто узнали человека на фото, но имени его не помнили. Больше ничего.

– Наверное, пора заканчивать. Пусть Чарли отправляется домой вязать пинетки, а ты, Финн, отвезешь меня обратно в край жареной рыбы с картошкой.

– Я пока не готова вернуться домой. – Я старалась говорить легко; Финн сжал мою руку, и я ответила ему пожатием.

– Давайте побудем здесь еще неделю-другую, – сказал Финн. Эва кивнула. – А сегодня берем отгул. Я хочу наведаться к «лагонде».

– Бедных механиков он замучает до смерти, – усмехнулась Эва, глядя ему вслед.

– И попросит прощения у машины, что редко ее навещал.

Мы допили кофе.

– Я не знаю, что мне делать с этим отгулом, – сказала Эва. – Давай обойдем еще пару-тройку ресторанов. Я думаю, с официантами мы справимся и без нашего поверенного.

Глаза ее на загорелом лице сияли, широкополая шляпа сидела ухарски.

– Пожалуй, мне следует представляться вашей дочкой. Роль бабушки вам пока не годится.

– Ха-ха.

– Я серьезно! Видимо, здешний воздух – это эликсир вечной молодости.

В старой части Грасса, где дома стояли тесно, будто в обнимку, я поняла, что полюбила этот город. Лилль, Рубе, Лимож помнились смутно, ибо тогда все мои мысли были о Розе. Но здесь я наконец-то вдохнула полной грудью, и город раскрылся передо мной, точно бутон жасмина. Я не хочу отсюда уезжать , – подумала я, заставляя себя сосредоточиться на нашем деле.

Два наших захода в рестораны оказались безрезультатны, по карте Эва уточняла маршрут к третьему заведению. Я грызла жареные цветки кабачков, к которым Розанчик пристрастилась почти как к бекону, и разглядывала витрину с детской одеждой: матросские костюмчики, плиссированные юбочки. А потом увидела кружевное платьице с вышитыми розочками, переброшенное через ручку коляски, и мне так его захотелось! Я представила в нем Розанчика в день ее крестин. Я уже чувствовала ее в своем слегка округлившемся животе, под одеждой пока незаметном. Финн ничего не говорил, но пробегал по нему пальцами, и касания его были сродни нежным поцелуям.

– Покупай, – сказала Эва, перехватив мой взгляд на платьице. – Чего пялиться на эту охапку кружев – возьми и купи.

– Боюсь, оно мне не по карману. – Я сокрушенно вздохнула и сгрызла последний жареный цветок. – Наверное, это платье стоит больше, чем вся моя одежда из комиссионки.

Эва сунула карту в сумку, вошла в магазин и через пару минут всучила мне коричневый пакет.

– Может, теперь ты прибавишь шагу.

– Ну зачем вы…

– Терпеть не могу благодарностей. Пошли, америкашка.

Я двинулась следом.