Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

– Поезжай, сынок, поезжай! Может, там тебе будет легче, – сказала она мне тихим, ласковым голосом, а из её глаз струились обжигающие мою душу слёзы.

– Мама, как только я устроюсь, я заберу вас с Пашей к себе.

– Хорошо, сынок, хорошо. Только ты не озлобляйся на людей, не серчай на односельчан. Война столько горя принесла всем. Время, нужно время, чтобы излечиться от ран.

И я уехал. Через год ко мне приехала мать, Анисья Акимовна, и сестра Прасковья. У нас с Женей родился сын!

Вот и всё. Одно скажу: может, чем-то я и провинился перед Отечеством своим, но Родину никогда не предавал.

– Маруся, да оторвись ты от своей книжки! Сколько можно глаза портить!

– Маманя, ты не понимаешь ничего! Может, в книгах этих только и узнаешь про жизнь настоящую, про любовь…

– Маруся, да что ты такое говоришь? Разве в твоих книгах об этом напишут? Про то, как жить надо, в других книгах писано, они святыми называются. Ты эти книги даже в руки брать не хочешь.

– Маманя, читайте святости сами, а мне жить хочется!

– Сколько ты семечек возле кровати нашелушила за ночь! Вставай ужо! Пойдём волосы прибирать. Я тебе щёлок приготовила да ромашковый настой для полоскания волос.

Молодая девушка с небесно-голубыми глазами, от которых исходило что-то неземное и мечтательно-романтичное, подняв лицо и оторвавшись от открытой книги, нехотя взглянула на подошедшую к ней мать.

– Ладно, сейчас! – Потянувшись, она сбросила с себя одеяло и порывисто встала.

Маша подошла к большому зеркалу в тяжёлой деревянной раме и бросила критический взгляд на своё отражение. Из зеркала на неё смотрела юная девушка высокого роста, стройная. Золотистые, длинные и пышные волосы, заплетённые в тугую косу, делали Марусю особенно привлекательной. Её нельзя было назвать красавицей, но в ней присутствовало какое-то очарование, мимо которого, не заметив её, пройти было невозможно. Повертевшись возле зеркала и поиграв своей длинной косой, она с довольным видом последовала за матерью.

Евдокия Тимофеевна, не чаявшая души в своей младшенькой дочери, любовно оглядев свою ненаглядную, направилась в протопленную баню, где было уготовлено всё для утреннего умывания дочери. Машенька родилась совсем неожиданно для супругов, которым уже было по пятьдесят лет. Сын к тому времени жил своей семьёй, а тут появился этот ангелочек! Родители будто помолодели! Маруся принесла с собой вторую молодость отцу с матерью. С появлением дочери Дуся чувствовала себя самой счастливой. Всё её радовало в любимице! Маша и впрямь была хороша!

– Солнце уже давно встало, день на дворе! – продолжала разговор с дочерью Евдокия.

Пройдя светлую горницу, они вышли на высокое крытое крыльцо дома. Летний солнечный и тёплый день встретил Марусю яркими слепящими лучами. Синее безоблачное небо и стоявшая тишина сулили летний зной. Задержавшись немного, девушка обвела взглядом двор, ближайшие огородные грядки со всякой мелочью, которые зеленели яркой свежестью лета, на цветник, благоухающий сладкими ароматами, и по дощатой дорожке пошла вслед за матерью в выстоявшуюся протопленную баньку.

– Ну вот, теперь и обедать можно, – завершив утренний туалет дочери, оставшись довольная собой, произнесла Евдокия, – отец как раз к столу поспеет.

– Куда это он спозаранку делся? – нехотя продолжила диалог с матерью Маша.

– Какое же «спозаранку»! Ночь читаешь, а день спишь! Обед уже! Глянь, солнышко уже полуденное, а у тебя утро ещё!

– Ладно, мамань, не трезвонь! Ну, читала долго, и что из того? Меня что, работа ждёт? Или дети чумазые орут? Нешто я не в родительском доме? Что ты меня всё книжками упрекаешь? Взяла бы хоть одну прочла, а потом и говорила! – с раздражением выговорила матери очередную триаду Маруся.

– Ладно, ладно, дочка! Я ничего, читай себе на здоровье, коли нравится! – пошла на попятную Евдокия Тимофеевна. – К тебе Анютка прибегала давеча.

– Что говорила, чего ей надо было?

– Говорила, что вечером в клубе кино показывать будут, а потом танцы. Сказывала, что зайдёт за тобой.

– Это хорошо, что кино и танцы. Мамань, надо бы то новое платье в горошек подгладить, – привычно обратилась к матери Маша.

– Марусенька, не нравится мне ваша затея с танцульками этими. Понаехало целинников, чужаков! Охочи они до наших девчат! Смотри, Маруся, не крутись перед ними, чужие они нам, пришлые, веры нашей старой не знают, безбожников среди них много! Да и с Нюркой связалась! Ей шестнадцать лет, а уж невестится! Ты же старше, степеннее надо быть.

– Ты об Анютке ничего плохого даже думать не смей! А то всё скажу братке! Он тебя за дочку быстро на место поставит! Что ж такого, что девчонка любит танцевать! Куда у нас ещё можно пойти? Лишнего она себе не позволяет. Да и мне с ней веселее, разница-то между нами всего три годочка! А что ребят теперь в селе много, так это ж здорово! Хоть жениха среди них можно выбрать! Наши, деревенские, скучные! А среди целинников народ со всей страны, даже из Москвы можно при желании найти.

– Маруся, послушайся мать, брось свои выкрутасы! Вон Степан с тебя глаз не сводит! Марья Григорьевна да Марья Григорьевна, всё навеличивает! Семья хорошая, сам работящий, веру нашу блюдут. Ты за ним как за каменной стеной будешь!

– Да не люб он мне! И не говори ты боле об нём!

Между разговорами мать и дочь накрывали большой обеденный стол на летней кухне.

– Ты мне не сказывала, куда тятя ушёл.

– Так в поле. Комбайны новые в совхоз пришли, он и пошёл смотреть, как уборка идёт, а потом в контору зайдёт.

– Зачем он ходит везде? Ведь старый человек!

– Занятие себе ищет да людей смотрит. Дома он совсем сидеть не может. Да господь с ним. Сторожить он подрядился, всё какая-никакая копейка в дом. Тебе надо новое зимнее пальтишко сладить да так ещё кое-что. На наши скудные доходы что можно сделать? Спасибо, Савушка помогает! Тебя вот, как свою Анну, одевает да и нам денежками подсобляет. Кормилец он наш!

– Анютка сказывала, что после окончания школы в город поедет в институт поступать. А я тут хоть пропади!

– Да кто ж тебе, донюшка, мешает? Савелий тебя хоть завтрева на курсы продавцов отправит по направлению от рабкоопа.

– Вот ещё! Учиться! А потом что, работать идти?

– Да кто тебя гонит из родимого дома? Тебе спокойно, и нам с отцом веселей! Замуж выйдешь! Женихов ведь хоть отбавляй!

– Какие это женихи! Дураки одни!

Женщины замолчали. К накрытому столу подошёл пожилой, но очень подвижный мужчина. Несмотря на свой возраст, в нём чувствовалась сила, голубые глаза искрились усмешкой. Весь его облик говорил об энергичности и деловитости, от него веяло уверенностью.