Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

Той ночью Барри снилось, что он лежит в постели и доктор Файф склоняется над ним. Парик доброго доктора скособочился, и пудра ливнем падала вниз. Ну, Барри, угрожающе сказал доктор Файф, хватаясь за простыни, посмотрим, что ты мне преподнесешь.

Барри с криком проснулся.

Джобсон начал учить Барри стрельбе. Уверенная рука и бесстрастный взгляд выдавали в нем прирожденного стрелка. В течение месяца он научился легко справляться с винтовкой и сделал невероятные успехи в обращении с дуэльными пистолетами.

Даже в этих северных краях боярышник уже весь был окутан свадебными цветами, когда Мэри-Энн и Луиза уезжали из Эдинбурга восьмичасовым дилижансом. Было условлено, что Барри поживет у д-ра Андерсона до конца короткого летнего семестра, а потом проведет долгие каникулы в поместье лорда Бьюкана. Они стояли, все трое, и в последний раз окидывали взором свое цветистое жилище. Саквояжи, книги и шляпные коробки уже унесли. Опустевшие комнаты готовились третировать новых постояльцев.

– Ну, – сказала Луиза, надевая перчатки, – слава богу, что все закончилось и мы сбежали от этих обоев живыми.

Мэри-Энн пичкала Барри советами и наставлениями по рациону. Он терпеливо слушал.

– …И будь осторожнее с д-ром Андерсоном. Он очень любезен, но, насколько я знаю, Дэвид Эрскин ему ничего не сказал. Так что лучше держись в стороне. Следи за тем, что делаешь. И пожалуйста, осторожнее в этом ужасном тире. Знаешь, Луиза, если этот ребенок сам не убьется, так убьет кого-нибудь.

Женщины вскарабкались в дилижанс; их лица менялись в мерцающем солнечном свете. Они рассмотрели остальных пассажиров, которые громко, вульгарно и самозабвенно прощались с провожающими. Двор был покрыт пленкой жидкой грязи, поэтому Барри одиноко стоял поодаль на брусчатке, среди мешков с зерном и сломанного сельскохозяйственного инвентаря. Мэри-Энн обернулась, чтобы помахать ему.

– Луиза, – прошипела она, – я в ужасе. У него начнется, когда я уеду, и я не смогу показать ему, как обращаться со всеми этими тряпками. Ему придется их стирать или жечь самому. Ему одиннадцать. А у него еще не началось…

– Ты наверняка объяснила все, что нужно.

Они замолкли – в дилижанс забрался пожилой мужчина и приподнял шляпу в знак приветствия.

– Не волнуйся, дорогая моя. – Луиза засунула одеяло под ноги. – Я не сомневаюсь, что с ним все будет в порядке.

– Ты проверила наш саквояж? Его погрузили? – Мэри-Энн раздвинула занавески и поглядела на нелепые шляпу и пиджак Барри. Его ботинки были запачканы грязью, штаны топорщились и мешковато висели на тонких ногах. Он всегда выглядел странно, какие бы наряды она ни выдумывала. Она почувствовала, что по щекам текут слезы, и начала безудержно подвывать. – Ах, Луиза, не надо было этого делать. Он теперь один. Он всегда будет один. Это я сделала. А теперь и я его бросаю, покидаю свое единственное дитя…

– Ерунда, – в панике рявкнула Луиза. Мэри-Энн никогда не плакала. – Соберись. Некоторые прекрасно справляются в одиночку.

– Возьмите мой платок, мадам. – Пожилой джентльмен протянул гигантский квадрат зеленого шелка. Барри успел прислониться к мешку с зерном и притопывал ногой. Он был зачарован пронзительной драмой расставания. Он посмотрел наверх, увидел, что мать плачет, и покраснел до ушей. Когда дилижанс выкатился со двора, треща и подпрыгивая, он от стыда и смущения не мог даже помахать вслед. Мэри-Энн потеряла своего ребенка в тот момент, когда потонула в чувственном фонтане из шелка и слез. Желтеющее, как страницы старинной книги, и непроницаемое лицо Луизы было последним, что он увидел. Но у него сложилось отчетливое впечатление, что она во второй раз удержала его взгляд и подмигнула, как всезнающий соучастник.

И вот Джеймс Миранда Барри, одиннадцати лет и двух месяцев от роду, впервые в жизни оказался один, без прямого попечения взрослых. Он посмотрел вверх, на город, темнеющий на скучившихся холмах, и принюхался к студеному весеннему воздуху в тесном дворе, от которого веяло конским навозом и патокой. Теперь он свободен. Расстегнув пальто и сделав глубокий вдох, он отправился в сторону больницы. Ни в лице, ни в походке мальчика нельзя было найти даже малейшего признака неуверенности в себе.

Привычка Барри молчать за едой была поистине ужасающей. Миссис Андерсон увлекалась светскими разговорами на интеллектуальные темы и составлением оригинальных цветочных композиций. Муж сообщил ей, что их юный постоялец – настоящий гений, и сам лорд Бьюкан оказывает ему особое покровительство. Миссис Андерсон не могла найти в себе силы поверить в гений Барри. Пока что она убедилась, что он не умеет разговаривать. Ее ни в малейшей степени не интересовала паховая грыжа – предмет его диссертации, к тому же написанной на латыни. Он уже начал над ней работать и, если настаивали, мог объяснить все в мельчайших подробностях. Миссис Андерсон очень интересовалась домашними делами лорда Бьюкана и тем, как он управляет хозяйством.

– Это должно быть очаровательно – я имею в виду их деревенское поместье, в Лондоне-то мы часто их навещали. Роскошное, наверное? Расскажите, мистер Барри…

Барри сообщил, что в больших сенях всегда пахло скотным двором и что куры иногда несли яйца в платяном шкафу. Гусям, а также цесаркам позволялось расхаживать по главной дорожке. Он вспомнил, что леди Элизабет любила всякие горшочки и часто проводила время, стоя на коленях среди гераней. Лорд Бьюкан знал всех и не заботился о том, кто сидит за его столом, лишь бы это были люди деятельные и интересные. Он часто играл на бильярде с местным доктором. Барри не мог ничего рассказать про сплетни в гостиной, потому что в основном проводил время среди слуг. Д-р Андерсон посмеялся над сокрушенным видом жены и решил, что под панцирем абсолютной серьезности скрывается хитрый чертенок. Дочери Андерсона, подстрекаемые отцом, попросили Барри описать свою диссертацию – De Merocele [10] Паховая грыжа ( лат .). , – пока сам доктор не стал сомневаться в уместности такого поворота беседы. Андерсон рассматривал Барри как курьез, живое доказательство тому – если доказательства были нужны, – что старый аристократ-радикал Дэвид Стюарт Эрскин способен на самые причудливые поступки. Когда дамы удалились, д-р Андерсон оказался лицом к лицу с белолицым ребенком, который не пил и не курил.

– Барри, – сказал он, решив взять дело в свои руки. – Я полагаю, что сейчас до некоторой степени заменяю тебе родителей.

– Да, сэр.

– Так что ты поймешь меня правильно, если я дам тебе небольшой совет?

– Да, сэр.

– Тебе не повредит выпить немножко портвейна и выкурить малюсенькую сигару.