Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

Он знал, что не должен больше задавать вопросы, но не мог сдержаться.

– Где же вы встречались? Не здесь. Это невозможно.

– Я часто бываю в госпитале. Знаете, он удивительный человек. Я уговорила папу приглашать его на ужин не реже двух раз в неделю. Он приходил, радовал нас блестящей беседой. Потом, когда отец уехал на север острова, я сама пригласила его. Я не сказала, что папы нет. Иначе он бы не пришел. Он невероятно благопристоен. Но с нами был мой брат. Больше никого. Все приличия были соблюдены. Доктор Барри пил с Джо, пока тот не свалился под стол. Потом он уложил его в кровать. И меня.

Она хитро улыбнулась Джеймсу, как напроказившая школьница. Но на его лице ничего не отражалось, словно у безбожника, узревшего чудо. Он встал и поклонился, не в силах ничего вымолвить. Она вскочила с кресла и схватила его за руку, злясь на его явное недоверие.

– Я была влюблена в него, Джеймс. Но я ему не нужна. Не думайте, что я не старалась. Я спросила у него напрямую. Он дал обет никогда не жениться.

Она была похожа на одержимую. Ее грудь вздымалась, и все ее браслеты позвякивали. Она была на грани слез.

– Другого такого нет. Вот, теперь вы знаете. Давайте, уходите. Можете больше никогда со мной не разговаривать, мне все равно. Уходите же. Ну же.

Она отвернулась к окну, кусая губу. Но в этом было что-то странное, необъясненное. Это не были слова женщины соблазненной и брошенной – нет, это говорила женщина одержимая, бесстыдная, которая прикоснулась к чему-то неслыханному, неведомому, к волшебному эликсиру, и жизнь ее теперь была без этого пуста. Она говорила отвернувшись.

– Ну уходите уже, Джеймс. Не надо только волноваться обо мне. Я выживу. Я когда-нибудь за кого-нибудь выйду замуж. Но мне никогда не будет нужен никто другой. Только он.

Его прогоняли. Очень тихо Джеймс отступил и закрыл за собой двойные двери. Он стоял на ступеньках губернаторской виллы, уставившись на свои сапоги и на лоснящиеся руки слуги, который держал его лошадь. Теперь ему объявят взыскание за дуэль с другим офицером ради женщины, честь которой оказалась совершенной фикцией. Она во всем призналась. Она сама навязалась Барри, которому он теперь был обязан не только жизнью, но и глубочайшим извинением. Он прыгнул в седло и, несмотря на полдневную жару, поскакал прямо вверх по холму в госпиталь. Барри там не было. Он закончил утренний обход и отправился домой на полуденную сиесту. Его можно найти в зеленом доме, вон там, с сеткой от комаров вокруг веранды. Джеймс не смог поглядеть в глаза доктору Джорджу Вашингтону Карагеоргису.

Он безутешно ждал до пяти, после чего явился к дверям виллы доктора Барри. Это был дом без глаз. Сады были необычайны: аккуратные зеленые изгороди окружали пенящееся буйство красок. Он опознал китайскую розу и жасмин, глицинию и белые лилии, с раструбами, припорошенными пыльцой, ухоженные розы, срезанные после Рождества. Цвели какие-то неизвестные ему ползучие кусты, со стволами толщиной с бедро. Строгий порядок царил в саду у доктора. Джеймс стоял на ступенях, глядя на ящерицу, застывшую на полпути от крыши к земле, и на армию рыжих муравьев, которые в ногу маршировали в свое логово под домом. Как и все военные сооружения колонии, дом был приподнят на низеньком кирпичном фундаменте подальше от влажной земли. Он застыл в нерешительности, совершенно не сомневаясь, что ему надлежит сделать, но неспособный перейти от намерения к действию.

Барри разрешил эту проблему, отворив сетчатую дверь и явившись на пороге, как карлик из балагана. Это было комичное появление – крошечный, изящный, безупречно одетый человечек с жестким белым воротничком, приколотым золотыми булавками.

– Доброго вам вечера, сэр, – сказал он. И после этого остался стоять – спокойный, безмятежный, покачиваясь на пятках, сложив руки за спиной. Джеймс смотрел на него. В его голове возникло непрошеное зрелище: этот человек вскарабкивается на Шарлотту. Он чувствовал себя Яго, сексуальным психопатом, который может думать только о непристойностях. Барри терпеливо ждал.

– Я… хотел… Добрый вечер, доктор… Я пришел… – Джеймс попытался выпалить все одним дыханием, и в результате закашлялся и прикрыл рот перчаткой.

– Вы пришли принести извинения, – просиял Барри. – Что было бы правильно. Но в данном случае в этом нет необходимости.

– Ну, я… потому что… Я должен сообщить вам, доктор, что мисс Уолден… я виделся с ней нынче утром, и она… ну, она мне во всем призналась. Я приношу вам самые глубокие извинения за мое поведение, мои оскорбления, мои…

– В чем это она вам призналась? – рявкнул Барри. Он превратился в терьера, идущего по заячьему следу, каждый орган чувств его напрягся. Это не улучшило положения Джеймса, который от смущения стал совсем пунцовым и косноязычным.

– Она… ну, сэр, я должен признаться, что ее искренность меня поразила. Она нисколько не скрывала своих чувств к вам.

Барри стоял, ледяной и бесстрастный, на самой верхней ступеньке. Все равно его глаза находились лишь на уровне воротника Джеймса.

– Мисс Уолден, – отрезал Барри, – леди, заслуживающая уважения и почтения всякого мужчины.

Терьер схватил репутацию за горло, как зайчика. Барри был совершенно готов к новой дуэли. Джеймс забормотал:

– В самом деле, сэр… я понятия не имел… я очень – очень сожалею…

– Погромче, а, – сказал Барри.

Джеймс собрал волю в кулак:

– Я прошу прощения. Я был совершенно не прав, и приношу самые искренние извинения. Разумеется, я возьму на себя ответственность за все случившееся.

Внезапно ящерица, висевшая вертикально на стене на протяжении всей беседы, дрогнула, сдвинулась и исчезла в тени под зданием. Барри наклонился вперед. Его тонкое бледное лицо стало более теплым и приветливым.

– Зайдите на минутку, капитан Лафлин, – спокойно сказал он. Его приглашение было весьма сдержанным, но смену температуры нельзя было не заметить.

Джеймс осторожно вступил в тихие, темные комнаты Барри. Он увидел безукоризненный, спартанский порядок. На столе лежала пачка отчетов. Лишь промокашка с чернильными кляксами указывала на то, что Барри занят не только круглосуточной полировкой своей мебели. Тот же странный запах – мускус, спирт и острый, тяжелый, горелый аромат, который он обнаружил в кудрях доктора, вился вокруг предметов в комнате и кружевных занавесок. Джеймс услышал неприятное рычание возле своих пяток и чуть не наступил на крошечный клубок вздыбленной белой шерсти. Барри немедленно подозвал собачку, и она заковыляла к нему. Ни ее глаз, ни ног не было толком видно. Создание издало еще несколько чудовищных звуков и легло у ног Барри. И собака, и хозяин выглядели странно, гротескно.