Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

Она выпалила это все слишком поспешно. Потом обскакала его вокруг, как веселый пони, словно хотела впитать его с каждого ракурса. Барри приподнял бровь. Шарлотта вела себя слишком напористо и глупо, чтобы счесть это манерностью. С другой стороны, она еще никогда не выглядела такой хорошенькой и юной.

– Папы нет. Мы одни. Ему срочно пришлось отправиться на другой конец острова. Он предложил перенести ваш визит на пятницу. Я сказала, что так и сделаю. Но потом мне расхотелось. Здесь так скучно, когда никого нет.

Бедный братец, на голову выше доктора, но такой же гладколицый и бледный, стоял, глотая смех и вращая носком ботинка.

– Лотта ужасная хозяйка, доктор Барри. Хотите чего-нибудь выпить? Мы сделали прекрасный крюшон. Хватило бы на сорок человек.

Лотта ущипнула его, на лице ее отразилась досада.

– Джо, прекрати говорить, что я плохо развлекаю гостей. Я еще не начала. Он всегда меня дразнит и смущает. Садитесь, пожалуйста, доктор Барри. Не обращайте на нас внимания.

Она потянула Барри под яркий свет свечей и показала крюшон в огромной серебряной лохани. На поверхности плавали абрикосы и огурцы, и напиток был слишком холодный.

Лотта оделась чересчур торжественно. На ней было столько побрякушек, что она походила на статую святой после совершения чуда. Ей хватило вкуса оттенить опалы в золотой оправе, висящие у нее на ушах, простой камеей на красной бархатной ленточке, по-французски плотно повязанной, словно круговая ножевая рана зияла на горле. Но с браслетами и кольцами она положительно переборщила. Барри смотрел на этого ребенка, на бездумную, глупенькую девочку, отмечая, что она причудливым образом пытается копировать старших, но без наставления взрослых все идет кувырком.

– Ваш батюшка послал записку в госпиталь, чтобы предупредить меня о своей отлучке? – сухо спросил Барри. Сесть он отказался. Это было первое, что он произнес. Лотта пришла в ужас от стыда.

– Конечно. Я перехватила посыльного. Вас пригласили, и я хотела, чтобы вы пришли. Не понимаю, почему бы вам было не прийти. Я хотела вас видеть.

Братец надрывно захихикал.

– Крюшону, доктор?

Барри кивнул и стянул перчатки. Крюшон был избыточно заправлен бренди. Жарким вечером он очень освежал. Барри опорожнил два стакана и сел. Он мог либо ее жестоко разочаровать, призвать все свое достоинство, подобрать фалды и перчатки и немедленно уйти. Или – или он мог поиграть в их игры.

– Ужин подан.

Слуги в домохозяйстве губернатора были португальцы. Все они несомненно заходились от хохота на кухне. Они с нетерпением ждали второго акта, который намеревались наблюдать из партера – прислуживая за столом.

За ужином Барри был молчалив. Подали хорошо приготовленную рыбу с каперсами в перечном соусе. Лотта щебетала, повторяя все слышанные ею сплетни. Она заказывала дорогие привозные вина из отцовского погреба, совершенно в них не разбираясь. В приличном колониальном обществе считалось хорошим тоном, чтобы молодая женщина клала платок в свой бокал, давая понять, что она не пьет вина. Все юные дамы колонии так и делали. А Лотта нет. Она сидела слева от брата и щедро наливала себе вина. При отце она никогда бы не посмела так себя вести. Барри не пытался ее остановить. Когда дошло до десерта – стеклянного блюда с горой фиников, абрикосов и персиков, – она размахивала фруктовым ножом, как рапирой. Ее щеки покрылись густым розовым румянцем и крошечными каплями пота. Брат заплетающимся языком задавал непристойные вопросы про офицеров, которых подозревали в тайных визитах в клинику Барри после вылазок в часть города, известную как «Навозная куча», – лабиринт улочек, славящихся весельем и болезнями.

– Вы должны видеть многих членов нашего маленького общества, доктор Барри, – хихикнул он. – Настоящий срез! – После чего весело съежился, ошеломленный собственной дерзостью.

Барри настоял, чтобы Шарлотта удалилась в гостиную, пока он разъяснит губернаторскому сыну кое-что насчет непростительно плохих манер. Джо Уолден был безутешен, как может быть только юноша в состоянии невозможного, неконтролируемого опьянения. Барри допил портвейн, превосходный и почти наверняка не предназначенный для повседневного потребления. Джо тоже выпил пару стаканов, после чего без чувств упал лицом на стол и затих. Барри слышал, что польки под руками Шарлотты становятся все более истеричными и неаккуратными. Потом внезапно музыка прекратилась совсем, и она появилась на пороге столовой, с раскрасневшимся лицом и белыми руками, словно жертва вампира.

– Позовите кого-нибудь из слуг, чтобы помогли мне отнести вашего брата наверх, – спокойно сказал Барри и встал. Он был чуть бледнее обычного, но ни в его голосе, ни в руках не было заметно и малейшей дрожи. Воротничок был попрежнему жесток, бел и прям, манжеты прочно закреплены. Лотта слегка приоткрыла рот. Подходя к кухне, она пошатывалась.

– Антонио! – прокричала она – слишком громко для данных обстоятельств, потому что Антонио стоял, скрючившись, с другой стороны двери, вперив глаз в замочную скважину.

Сцена дебоша, когда при завершении пира молодой мастер падал возле своей тарелки, не была совершенно незнакома домашним губернатора, но случалась достаточно редко, чтобы Антонио и остальные слуги были шокированы и восхищены. Шарлотта поплелась вперед, подняв над головой лампу, подобно окровавленной монахине [37] Окровавленная монахиня – персонаж вставной новеллы готического романа Мэтью Льюиса «Монах» (1796). . Она опасно шаталась, поднимаясь по лестничным пролетам. Барри схватил юношу под мышки, а Антонио тащил его за ноги, следуя изгибам лестницы. Они уложили его на маленькую кроватку, явно пережиток детства. Он уже храпел. Барри велел принести ведро, если вдруг юношу будет тошнить, и оставил его, аккуратно повернув на бок, с расстегнутыми пуговицами, подперев множеством подушек. Он приказал Антонио наведываться к молодому хозяину ежечасно.

Затем доктор приготовился попрощаться с хозяйкой, которая маялась в комнате брата. Когда он поднял к ней лицо, она бросилась к нему. Антонио в порыве тактичности ринулся вниз по темной лестнице. Лотта поспешно отставила лампу и попыталась обнять крошечного доктора Барри.

– Где ваша комната? – спросил Барри, выпутываясь из душистых и безудержных объятий Лотты.

Лотта к этому моменту не воспринимала голос разума ни в каком виде и была до кончиков сосков восхищена суровым подходом доктора к делу соблазнения. Она указала на комнату в конце коридора и затем экстатически обрушилась всем весом в объятия доктора. Она была значительно тяжелее брата. Он кое-как потащил пьяную девушку по коридору, натыкаясь на невидимые стулья и узорные столы, от чего мебель театрально трещала. Дверь открылась, и Барри швырнул Лотту в сияющий ореол белого белья – просто потому, что он уже не был в силах сдвинуть ее ни на дюйм. Лотта, вне себя от предвкушения, потеряла в процессе свои атласные туфли. Она в экстазе закрыла глаза. Все происходило в точности так, как в ее мечтах.