Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Подписав указ, Мхитар поднялся и перевел взгляд на Тэр-Аветиса.

— Ты, оказывается, имеешь собственную деревню, а я и не ведал об этом, брат мой, — сказал он с иронией.

— У меня нет деревни, есть у моей жены, — ответил Тэр-Аветис. — У меня лишь два богатства: несчастная наша страна и верность тебе.

Мхитар опустил глаза. Он понял, что Тэр-Аветису уже известно происшедшее в деревне Бех и он обижен на него. Спарапет хотел было послать за Вард-хатун, но тут же передумал и решил поговорить с нею потом, наедине.

— В Бехе люди убирают с голоду, — упрекнул он Тэр-Аветиса.

— Знаю. Я наказал старшину этого села, — невозмутимо ответил Тэр-Аветис. — Он висит теперь на площади села.

— За излишнюю строгость и жестокость с крестьянами? — спросил Мхитар.

— За то, что не сберег мое имущество.

— Жестокий! — воскликнул Мхитар и тяжело опустился в кресло.

— Я хозяин своего добра, и никто не должен вмешиваться в мои семейные дела, — глядя в окно, недовольно сказал Тэр-Аветис.

— Ведь гибнут от голода наши люди, где твоя совесть, Аветис? — спросил Мхитар сокрушенно.

Тэр-Аветис усмехнулся. Князь Баяндур, Багр с беспокойным вниманием следили за перебранкой двух друзей и предчувствовали недоброе. Но не смели вмешиваться в их разговор, попытаться примирить их, ибо знали, что оба упрямы и своенравны.

— Совесть моя чиста, Мхитар, — спокойно ответил Тэр-Аветис. — Верно, руки мои покрыты кровью. Но это лишь кровь наших врагов, и господь простит мне. А не простит — тоже не беда, ибо я чист перед моим народом и вправе требовать даже от всевышнего не вмешиваться в мои домашние дела. Я и впредь буду преданно служить нашей отчизне, дабы спасти от гибели хотя бы последние её крохи…

Все умолкли. Мхитар, упираясь подбородком в ладонь, лишь часто моргал. Тэр-Аветис больше всего обиделся на то, что Мхитар дал свободу крестьянам Беха, не спрашивая его. Он не гнался ни за славой, ни за богатством, лишь бы не оскорбляли его самолюбия, не попирали его права.

— Воля твоя, — медленно подняв голову, обиженно произнес Мхитар. — Но знай, — резко добавил он, — и уведомь об этом мою сестру Вард-хатун, что село Бех принадлежит отныне Армянскому Собранию.

— Знаю, знает и она. Слышали о твоем наезде туда.

Военачальники с приметным недовольством переглянулись. «Куда это тянет Мхитар? — с горечью подумал мелик Багр. — Завтра он отнимет и мою деревню, передаст Армянскому Собранию». Он откашлялся, глотнул слюну. Ему вдруг показалось, что перед ним не Мхитар, а кто-то чужой. Все молчали. Молчал и Мхитар. Сидел неподвижно, задумчиво уставившись в пол. И только на виске жилка стала дергаться заметнее.

— Ну? — наконец поднял он голову. — Чего молчите, будто все в рот воды набрали? Говорите же… Я знаю, о чем вы думаете. А вот крестьяне села Бех восстали. На крышах среди белого дня зажгли костры. Преподнесли ощипанных кур. Бесчестие неслыханное, понимаете? Они умирают от голода. И это — когда нависла опасность. Спрашиваю вас — пойдет ли против врага голодный шинакан?! [79] Шинакан — буквально селянин; крестьянин, мужик. Нет, не пойдет. Зачем ему идти, если мы вырываем у его детей последний кусок хлеба. В рудниках Каварта гнули спины не люди — скелеты. Известно ли это вам, почтенные князья? Нет! Пхиндз-Артин заставляет людей работать в подземелье до тех пор, пока не испустят дух…

Слова бессильны были облегчить душу Мхитара. Он был полон негодования.

— Артина давно нужно было наказать, — заговорил князь Баяндур.

— Монастыри торгуют людьми, знаете ли вы об этом? — продолжал спарапет. — Артин покупает осужденных церковью и бросает их навечно в свои рудники.

Слушая Мхитара, Тэр-Аветис все больше и больше удивлялся. Чувствовалось, что он искренне страдает.

— Мир так устроен, его не изменишь, — сказал он с грустью. — Но Артина следует наказать строжайше.

Мхитар приказал привести Пхиндз-Артина. Мелики облегченно, с нескрываемой радостью вздохнули: наконец-то самый богатый в стране человек будет наказан. Не могли переносить этого разбогатевшего, пресыщенного ходжу. Они с мечом в руках сражаются с врагом, а он в это время копит горы золота, жрет плов с куропатками и наслаждается в своем роскошном замке.

Но Тэр-Аветиса мучали и другие мысли. Внешне он казался спокойным, и трудно было угадать, что его тревожит. «Не сегодня-завтра османские полчища хлынут в нашу страну, а спарапет, вместо сплочения сил, дает повод для раздора, — думал он. — А пострадает народ. О его судьбе должно думать прежде всего». Он повернулся к Мхитару, чтобы высказать это, но тут в дверях показались тикин Сатеник, Гоар и мать Пхиндз-Артина — все в черных одеяниях и со слезами на глазах. Мхитар вздрогнул от неожиданности.

— Зачем пришли? — обращаясь к жене, гневно спросил он.

Женщины опустились на колени у дверей. Мать Артипа протянула вперед руки.

— Убей меня, всемогущий властелин, но не казни моего сына… — сквозь рыдания произнесла она.

— Утихомирь гнев свой, Мхитар… — нежным, но решительным голосом сказала тикин Сатеник. — Прости Артина, он раскаялся, как истинный христианин. Не обрати в сирот его детей, не обрекай его жену раньше времени носить черное вдовье покрывало.

Она умолкла и опустила голову, не в силах больше смотреть на гневное, напряженное лицо мужа, на его искрящиеся от злости глаза и дергающиеся руки. Военачальники, стараясь не глядеть на рыдающих жен, молчали.

— Вставайте! — загремел Мхитар так, что все вздрогнули, удивленно посмотрели на него: «Не сошел ли он с ума?» — И убирайтесь вон… Горе стране, над правителями которой будут властвовать женщины… — произнес он в ярости.

Но в это время шумно открылась дверь, и воины, втащив полуживого Артина, бросили его под ноги Мхитара. Мать Пхиндз-Артина вскрикнула и упала без чувств. Артин, судорожно цепляясь и тяжело дыша, произносил какие-то непонятные слова. Из-за двери слышался плач его жены и детей.

— Уймись, Мхитар, небесная кара настигнет тебя! — выкрикнула тикин Сатеник. — Услышь мольбу этих несчастных.

— Выведите их, — указывая рукою на женщин, приказал воинам Мхитар.

Тикин Сатеник вскочила с гордым достоинством, подняла вместе с Гоар мать Артина и увела ее.

— Пощади, властитель наш, я собака твоя, — целуя сапоги Мхитара, умолял Пхиндз-Артин.

Цепь необычных, неожиданных событий настолько потрясла Мхитара, что ему казалось, что он видит все это во сне, что все это кошмар, какая-то сумасшедшая игра. Почувствовав кого-то у своих ног, он с отвращением отодвинулся, и в этот миг кошмар рассеялся, уступив место суровой действительности.

— Позовите палача, — вытерев холодный пот на лбу, глухим голосом приказал он.