Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

А Мхитар… Этот твердо убежден в спасении, если весь народ подымется против врага. Весь народ, а сколько его осталось? И до каких пор можно сопротивляться? Не подтолкнем ли к гибели последние крохи несчастного народа, пока еще уцелевшие в своих высоких горах? Разве не безумство сопротивление? А что, если покориться султану, пожертвовать собственными поместьями, несколькими знатными родами, платить дань султану, чтобы спасти народ?»

Эти мысли беспрестанно мучили Тэр-Аветиса с тех пор, как он возвратился из Тавриза. Однако он никак не мог решить, как ему быть, по какому пути идти, что делать, чтобы спасти народ от уничтожения.

Он не раз вспоминал Мурад-Аслана, вздрагивал от отвращения, плевался. «Неужели я сверну с пути, предам… Нет, никогда не быть этому». Но тут же начинал спорить про себя с Мхитаром, князем Баяндуром, с другими сторонниками спарапета. «Нет, дорогие, я не трус и не себялюб. Я голову свою положил на алтарь отечества. И не желаю стать ни Верховным властителем, как бы ни подстрекала меня к этому моя честолюбивая жена, не стремлюсь и к богатству. Спасти народ свой, который уже стоит на пути к гибели, — вот единственное, к чему я стремлюсь».

Тэр-Аветис очнулся от тяжелых мыслей, когда услышал звуки труб, донесшиеся из лагеря полка «Опора страны». Он инстинктивно выпрямился, снял остроконечную шапку и ставшим привычным в последнее время размашистым движением руки перекрестился. Подбежавшие сотники отдали честь.

— Как войско? — спросил он, стараясь владеть собою.

— Всегда готово исполнить твой приказ, — гордо ответил один из его помощников, статный, массивный, будто осколок скалы, военачальник Адам из Багаберда.

— Вели дать сигнал тревоги.

Раздалась барабанная дробь. Из ближайших домов, из наспех построенных возле городских стен времянок и конюшен войско высыпало на узкую, но длинную площадь. Воины суетились, поправляли одежду, вешали на себя мечи, подымали копья. Висевшие на боках воинов длинные сабли, ударяясь концами о камни, звенели. Выведенные из конюшен кони, опьяненные весенним воздухом, неудержимо ржали.

Полки построились согласно строгому порядку. Все совершилось быстрее, чем можно было ожидать. Это понравилось Тэр-Аветису. Воины, готовые тотчас же выполнить приказание полководца, сосредоточенно и мужественно глядели на него из-под глубоко надетых на голову папах. Рядом со старыми седобородыми воинами стояли молодые с черными как смоль волосами и бородами. Были и такие, у которых над губой едва пробивался черный пушок.

Оруженосец привел коня Тэр-Аветиса. Вороной конь становился на дыбы, бил передними ногами о землю, ржал серебристо и огненными глазами оглядывал покорно выстроившихся в рядах лошадей. Белоногий, с длинным черным хвостом, с белой звездочкой — знаком военной доблести его хозяина — на лбу. Златотканая попона свисала до колен. Узнав своего хозяина, конь выпрямил шею и попятился так резко, что оруженосец повис на уздечке.

— Успокойся, дружок, — ласково произнес Тэр-Аветис и погладил голову коня. Тот смиренно положил морду на плечо хозяина. Тэр-Аветис скормил своему другу горсть кишмиша и неожиданно для всех ловко вскочил в седло. Оруженосец отошел. Изготовившийся конь взвился на дыбы, но Тэр-Аветис, энергично натянув повода, пригвоздил его к месту. Крик восторга раздался среди войска.

— Наш тысяцкий не стареет, — вскинув густые брови, сказал пожилой воин молодому всаднику. — Все так же легко вскакивает в седло, как и тридцать лет тому назад.

— Этот конь был тогда у него? — несмело спросил молодой воин.

— Дурак! — посмеялся над ним пожилой. — Разве под Тэр-Аветисом устоит столько какая-либо лошадь?

Тэр-Аветис выехал к центру площади, подал знак, чтобы полки образовали полукруг. Когда колонны перестроились, он приподнялся на стременах и раскатистым, громоподобным голосом спросил:

— Сыты ли ваши кони, храбрецы?

— Крылаты!.. — загремело на площади.

— А мужественны ли вы сами?

— Жертвенники земли Армянской.

— Жертвенники…

Радостное волнение охватило Тэр-Аветиса. Сердце наполнилось безграничной гордостью. Ему казалось, что он один, вот с этим полком, мог бы разбить всю османскую армию. Еще с бо́льшим волнением оглядел он следующий, Дзагедзорский полк. В нем он получил первое боевое крещение, вместе с храбрецами этого полка он не раз врывался в ряды врагов, побеждал и радовался, удостаивался славы и воинских почестей. Вглядываясь в смуглые лица доблестных воинов, Тэр-Аветис видел, что их всех томит какая-то глубокая тоска. Не тоска ли по оставленным в далеких краях семьям лежит на их обожженных горными ветрами лицах!

— Здравствуйте, отважные дзагедзорцы! — подавляя волнение, крикнул Тэр-Аветис.

— Да живет земля Армянская! — единым духом выкрикнули воины.

— Сыты ли ваши кони, храбрецы?

— Крылаты!..

— А мужественны ли вы сами?

— Клянемся постоять за землю родную.

Объехав все полки и поприветствовав их по установленному порядку, Тэр-Аветис сошел с коня и стал беседовать с воинами. С детской наивностью и непосредственностью он восторгался, когда малорослый воин показывал, как он может усыпить товарища, или когда другой воин прокалывал губу большой иголкой, так что не чувствовал никакой боли и при этом не шла и кровь. Но радость Тэр-Аветиса шла от печали, была радостью страдающего. Тяжелое горе не переставало томить его сердце.

Все они — и бесстрашные его сотники, и храбрый и остроумный военачальник Адам, и умный, изящно одетый Гиджи, и этот обаятельный низенький воин, — все обречены на гибель. Они, он уверен, будут сражаться до последнего вздоха, падут, со славой окончат свою жизнь. Но что даст их гибель?.. Войско будет истреблено, турки ворвутся в страну, перережут всех. Погибнет народ, когда-то великая, могучая страна будет стерта с лица земли, исчезнет язык, народ армянский…

Нет, этого допустить нельзя. Нужно искать, найти выход. Обмануть врага, хитрить, бросить ему в пасть несколько жирных кусков, пожертвовать чем-то, быть может, одним-двумя городами, унижаться, лицемерить, лишиться чести, но спасти народ, спасти от неминуемой гибели.

Весь этот и следующий день Тэр-Аветис не покидал лагерь, провел с воинами.

Лес кончился. Отряд поднялся на голую вершину горы. Снег здесь только начинал таять. Усталые, взмыленные лошади с трудом преодолевали дорогу, вьющуюся на краю бездны. Впереди отряда ехали рядом супруги — сотник Товма и Гоар. С вершины горы показалась узкая долина Аракса.

— Скоро прибудем на место? — спросила Гоар.

— К вечеру, дорогая, — ответил муж. — Тебе холодно? Возьми мой плащ. — Он с нежностью посмотрел на жену. — Возьми, здесь холодно. — Он сорвал с себя плащ и попытался набросить его на плечи жены.