Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

А спустя какое-то время Агарон, встретив отца очень опечаленным, обнял его и тоже сказал:

— Позволь мне, отец, отправиться на розыски матери и брата!

— Нет, сын мой, — покачал головой Мхитар, едва сдерживая слезы. — Ты теперь мое единственное утешение, и мы должны быть неразлучны.

Густой туман окутал Тавриз. С минаретов кричали турецкие муэдзины. Правоверные мусульмане группами направлялись в мечети к утренней молитве.

Во дворце шаха Тахмаза творилось что-то невообразимое. В бесчисленных залах — великолепных творениях персидских зодчих, где еще недавно беспечно властвовал злосчастный шах Тахмаз, последний потомок династии Сефевидов, — теперь сновали чем-то озабоченные аскяры, важно, словно индюки, расхаживали турецкие паши, разряженные в пестротканые одежды. Хозяйничали тут и муллы-сунниты.

В роскошных зеркальных залах, в богатых хранилищах древних персидских манускриптов, в банях и во дворцовой мечети — всюду царили грязь и зловоние. Паши прямо тут же держали своих лошадей.

Оживление было не случайным. Сейчас здесь собрались все. По всему было видно — готовились к отъезду.

В зале-судилище шаха Тахмаза в полном вооружении восседал Абдулла паша. Перед ним почтительно склонился рослый чауш, с одежды которого на цветной ковер стекали струйки тающего снега.

— Ты принес нам тяжелое известие, — недовольно сказал паша.

Гонец-чауш ударился лбом об пол и взглядом, полным мольбы, посмотрел на стоявших поодаль пашей и главного муллу.

— Видно, на то была воля аллаха, о властелин нашего счастья! — запричитал гонец.

— И откуда только Мухитар набрал такое войско? — удивленно пожал плечами Абдулла.

— Шайтан его знает, — развел руками чауш. — Сколько ни убиваем мы этих армян, они снова как грибы вырастают. Мухитар паша со своей армией осадил Алидзор. Сгорели все запасы продовольствия и пороха. В городе паника. Наши воины попытались было выбраться и отбросить армян, но ничего из этого не получилось. Проклятые гяуры дрались точно дэвы. Тяжелое положение у наших, милостивый сераскяр. Коч Али и Крх Чешмиш паши коленопреклоненно взывают о помощи…

— О помощи? — сердито буркнул сераскяр. — Сейчас я сам нуждаюсь в помощи. Моя армия растаяла в ущельях Армении, а персияне уже теснят нас. Тахмаз Кули Надир хан осадил Багдад. Куда мне идти на помощь? К багдадскому паше или в Алидзор? — Абдулла помолчал, потом добавил: — Возвращайся-ка лучше в Сюник да передай, что я приказываю удержать Мухитар пашу под Алидзором. Сдадите город, всех перевешаю. Передай еще, что на помощь к вам я приду, как наступит весна и просохнут дороги.

Пятясь назад, гонец вышел из зала. Абдулла впал в раздумье. Опять эти армяне связали нам ноги! И кто только помогает гяурам? Откуда у них берется сила? Никто и никогда не оказывал туркам такого упорного сопротивления. Он, Абдулла паша, сокрушал раньше непобедимые полки египетских мамелюков; большие и малые города Европы, целые страны складывали оружие перед ним, а эти армяне не хотят покориться, они несокрушимы словно гранит.

Абдулла в упор посмотрел на главного муллу и спросил:

— Что пленники? Покончили с ними?

— Все проданы, паша. А мальчиков я отправил в Стамбул, в янычары! — ответил мулла.

— А жена Мухитар паши где?

— По твоему приказу ее мы держим здесь.

— Привести ко мне! — бросил сераскяр.

Тикин Сатеник медленно вошла в зал. Она едва передвигала ноги, но держалась с достоинством, высоко подняв слегка поседевшую голову. Смотрела холодно и спокойно. Эта гордая женщина была сейчас похожа на тысячелетний хачкар, снятый с пьедестала. Уверенно шла она к турецкому паше. Ее вид и особенно печальная, но полная бесстрашия торжественность изумили всех присутствующих в зале. Иные даже на минуту испытали какое-то непонятное чувство страха: кто это перед ними, живое существо или небесный дух отмщения в образе женщины?!

Тикин Сатеник остановилась перед сераскяром и запавшими измученными глазами впилась в него немигающим взглядом.

Абдулла проговорил:

— Я вижу, что жена армянского спарапета тоже не из робких.

— Малодушны лишь слабовольные! — тихо, но внятно процедила сквозь зубы Сатеник. — Великая смерть — удел великой души…

Паша ехидно усмехнулся, покосился на приближенных и продолжал:

— Госпожа, ты — мать, твой сын — мой пленник. Не хочешь ли ты спасти его от смерти?

Сатеник вздрогнула, глаза ее округлились.

— Он уже спасен! — ответила женщина. Паши вопросительно переглянулись, Абдулла на мгновение помрачнел. — Дух моего сына свободен! — продолжала Сатеник. — Ты не смог убить его душу, паша! Нет, не смог… Не смог, как не сможешь спустить с высот небесных парящего орла, повернуть вспять течение реки. В твоей армии нашлись люди, которые всего за каких-нибудь два золотых исполнили мою волю, освободили душу моего сына от твоих цепких лап!

— Его похитили?! — не своим голосом заорал паша, обращаясь к главному мулле.

— Нет, господин мой, — опустил голову главный мулла, — эта безумная женщина упросила убить своего сына!.. Подкупила аскяра, и тот задушил ее выкормыша…

— Зарезать этого аскяра! Зарезать, как грязную свинью! — кричал паша.

— Он уже убит, — отвечал мулла.

Абдулла с ужасом посмотрел на Сатеник. Она казалась спокойной и невозмутимой, только слегка покачивалась.

— Детоубийца! — зарычал паша. — Аллах свидетель, что такой жестокой матери я отродясь не встречал! Как ты могла предать смерти своего ребенка?!

— Кому, как не мне, матери, было избавить его от вечных страданий, — словно бы про себя прошептала Сатеник. — Вы уже успели подвергнуть его обрезанию и сделали бы из моего мальчика янычара, чтобы он потом всюду сеял смерть и, как вы, уничтожал невинных детей и матерей своего народа! Такой он бы не был мне сыном, не был бы человеком… Я спасла его, и небо приняло чистую душу непорочного!..

— Я изведу всех армян до единого, чтобы вы в своем исступлении больше не преграждали мне путь. Не оставлю в живых ни души. А тех, кто выживет, обращу в магометанство! Я, я… — Паша посинел.

— Руки у тебя коротки! — вставила тикин Сатеник.

— И ты еще надеешься? На урусов надеетесь?

— С надеждой мы жили века! — снова спокойно сказала Сатеник. — Трудно жили… И всё больше силою своих рук и ума. А теперь поживем с помощью русских! Они придут, обязательно придут! Не сегодня, так завтра. И мечта наша сбудется! Таков он — путь армян!..

— Урусам достанутся только развалины Армении!

Тикин Сатеник не ответила. Помолчал и паша, а потом чуть мягче прежнего сказал:

— Послушай, жена Мухитар паши, будь благоразумной. Я освобожу тебя, прощу все зло, которое причинил нам твой супруг, только напиши ему, убеди, чтобы сложил оружие, подчинился мне, и я буду милосерден к вам. Напиши!