Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Туркам понравился смелый план армянского сотника. Надо выбраться из осажденного города, непременно надо прорвать цепь армян и спасти свои головы, иначе все погибнут от голода — уже через три-четыре дня живой души не останется.

Светало. Паши, главный мулла и изменники-армяне с поднятыми знаменами вышли на площадь. Собрались и все аскяры. Страшен был их вид. Голодные, озверелые и отощавшие, они угрожающе смотрели на своих владык. Казалось, вот сейчас нападут и растерзают. Мулла из последних сил завизжал на всю площадь:

— По воле аллаха, нам надо во что бы то ни стало выйти из этого проклятого города и ударить по нечестивым, о правоверные дети Магомета! В лагере армян много продуктов.

— О аллах! — всколыхнулась толпа. — Слышит небо, мы готовы на все!

— Вооружитесь мужеством, и все мы спасемся от голодной смерти! — крикнул Крх Чешмиш паша.

До вечера турки лихорадочно готовились к нападению. Аскяры рады были хоть в огонь ринуться, лишь бы добыть что-нибудь съестное, набить свои усохшие желудки.

Под покровом ночи полк за полком подобрались к закрытым воротам города.

Зловещий мрак поглотил все вокруг.

Паши и армяне-предатели смешались с толпой. Этот сброд потерявших человеческий облик людей уже не был войском. Он был именно беспорядочной толпой призраков.

Паши с грустью оглядывали остатки своего некогда могучего войска. Они не могли не понимать, что ведут этих людей на верную гибель. Но делать нечего, надо спасать свою шкуру.

Капучи-баши открыл тяжелые ворота и, обнажив меч, ринулся вперед. За ним последовала уцелевшая часть полка сипаев. Паши тоже обнажили сабли. Глубокий снег доходил до колен. В темноте трудно было различить, что вокруг. Мелик Муси и сотник Мигран вели в глубь ущелья.

Прошли узкую лощину и спустились вниз. Вокруг стояла мертвенная тишина. Где же воины Мхитара? Неужто так крепко спят? Вот уже и выход из ущелья. Бросились бежать, чтобы быстрее выбраться отсюда. Но не сделали и сотни шагов, как услыхали звуки труб. Справа из лесу лавиной накатили армяне. Ударили и слева. Турки не ответили. Им было не до того, сломя голову они рвались вперед, топтали падающих. А падали не только от гибельного града пуль, многие валились от слабости, и тогда наиболее сильные топтали их, бежали очертя голову вон из ущелья, думая лишь о своем спасении. Но дорогу им вдруг преградили невесть откуда взявшиеся армяне. Турки в панике заметались, поняли, что окружены. Армяне с обнаженными мечами бросились на беспорядочно разбегающихся аскяров. Сопротивление было бесполезным. Крх Чешмиш паша бросил меч в снег и крикнул:

— Армяне, мы сдаемся на милость Мухитар паши, пощадите голодающих!..

К нему прибились отчаявшиеся воины-турки и стали вторить паше:

— Пощадите, пощадите!..

— Не жалейте их, рубите всех! — крикнула своим Гоар.

Но подоспел мелик Баяндур, и ему удалось обуздать рассвирепевших воинов-армян, которые уже начали было резню.

— Сложить оружие! — приказал он туркам и направил коня в сторону пашей.

Турки тотчас подчинились. Крх Чешмиш паша схватился за уздечку коня Баяндура:

— Пощадите! Мы сдаемся на вашу милость! Затем и шли…

Мелик Баяндур приказал связать пашей и главного муллу и отвести их к Верховному властителю, а сам ринулся туда, где люди полка «Опора страны» начали страшную резню. Немало он приложил усилий, чтобы успокоить озверевших солдат.

— Найдите предателей — мелика Муси и сотника Миграна, — приказал Баяндур. — Доставьте их ко мне.

Тем временем Цатур со своими ополченцами отчаянно рубился с турками, все еще пытавшимися сопротивляться. Уже трижды гонцы от Баяндура передавали Цатуру приказ прекратить резню и согнать пленных в пещеры в ожидании распоряжения Мхитара.

Цатур упорно отказывался выполнить приказ мелика Баяндура. Напротив, он все больше и больше подзадоривал своих людей. И крестьяне бились отчаянно. Но вот в ноги Цатуру повалился турок и в отчаянии завопил:

— Не убивай, божий человек. Аллах свидетель, что я не пролил крови армян. У меня домик на берегу моря. Там остались мать-старуха и четверо детей. Будь милосерден. Дети мои погибнут от голода. Пощади…

Цатур дрогнул, рука невольно опустилась: ему вдруг показалось, что он слышит крики детей, погибающих от голода, и голос старухи матери турка. К горлу подступил комок.

— Остановитесь! — закричал он, задыхаясь. — Постойте… Ах, боже, зачем ты ниспослал на землю столько мучений, а сердце человека сделал гнездом страданий! — Цатур, потрясая саблей, снова закричал: — Прекратите резню, сукины дети! Хватит! Забирайте их в плен, ведите в пещеры. Разложите костры, пусть обогреются, и хлеба дайте.

Усталый и ослабевший, он сел на заснеженный камень и тяжело вздохнул.

В лагере у армян творилось что-то необычное. Воины орали на пленных турок, но при этом давали им поесть и с любопытством наблюдали, как правоверные мусульмане уплетают хлеб-соль нечестивых христиан.

С холма верхом на конях спускались военачальники и среди них Мхитар. Он был суров. Губы плотно сжаты, глаза бегают, что-то ищут. Спарапет так натянул узду, что голова коня почти касалась его груди. За Мхитаром ехали князь Баяндур, мелик Еган, Гоар и Агарон. Гоар прикрыла глаза, чтобы не видеть страшных, высохших от голода турок.

Князь Баяндур указал на турецких пашей и мелика Муси, что стояли поодаль. Паши держались с достоинством. И хотя тоже были очень истощены, старались повыше поднять свои головы. Что до мелика Муси, он едва стоял на ногах и утратил последние крохи мужества. Его поддерживали двое воинов-армян. Верховный властитель осадил коня.

Крх Чешмиш паша опустился на колени.

— Мы сдаемся на твою милость, Мухитар паша. Пощади нас, отправь в нашу страну, и мы обещаем никогда не появляться в ваших горах! Клянемся пурпурным поясом матери Магомета, не придем!

Мхитар повернулся к Баяндуру:

— Среди пленников я не вижу сотника Миграна.

— Он удрал, тэр Верховный, — ответил Баяндур.

Мхитар прикусил губу и, повернув коня, поскакал к раскрытым воротам Алидзора… Конь ступал по трупам.

Вот и разрушенный Алидзор. Только Агарон заметил, как вздрогнул отец и как по его лицу скатились две слезинки.

Город своим безмолвием походил на кладбище. В нем не оставалось ни одного живого существа. На полуразрушенных домах лежал снег. Улицы полнились посиневшими, раздутыми трупами, обглоданными костями, нечистотами. На крепостных стенах застыли пушки.

Мхитар остановился на площади. Сорвавшийся с Капуйтджига несильный ветер зашевелил листья деревьев, кое-где сдул снег, и белая пелена затрепетала над развалинами. Мхитар приказал привести к нему мелика Муси. Его тотчас приволокли. Предатель повалился в снег, затем приподнялся на одно колено и сказал удивительно чистым голосом: