Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Изгнав персов, Давид-Бек начал еще больше укреплять свою страну и еще увеличил постоянное войско. Оно было ему очень нужно. С помощью русского войска Бек намеревался освободить от персидских ханов Нахичеван и Ереван, собирался присоединить Ширак и Лори, а также защитить страну от страшной опасности со стороны османов. Ждал и верил в успех задуманного. Оставалось лишь ускорить приход русского войска в Армению. Теперь, когда посол царя Петра уже прибыл в страну, осуществление этих планов казалось Давид-Беку очень близким.

Очнувшись от своих мыслей, он посмотрел на ехавшего рядом Чалаби.

Тот дремал, обхватив луку седла и склонив на нее голову. Бек про себя улыбнулся и подал телохранителям знак, чтобы следили за гонцом и не дали ему свалиться с коня.

На зубце покрытой лесом горы показалась крепость Алидзора. Оставался час езды. Встречать Бека выехали Мхитар спарапет, князь Баяндур, мелик Бали и еще несколько высокопоставленных людей. На их сердечные приветствия Давид-Бек отвечал довольно вяло, а въехав в крепость, старался избежать торжественной шумихи. Но люди все же окружили привезенную пушку. И Бек невольно обрадовался воодушевлению народа и войска.

Оставив пушку на крепостной площади, Бек позвал с собой старосту Чалаби и отправился в свои покои. Приказал никого к себе не пускать. Два дня держал гонца при себе, ел с ним за одним столом, но о приезде в Армению царского посла больше не заговаривал. Только на третий день вечером позвал Мхитара, который застал Давид-Бека сидящим на тахте, мрачным и озабоченным. Перед ним на серебряном подносе стояли две китайские чашки и медный кофейник. Бек поднял голову, посмотрел на Мхитара и вдруг с нежностью обнял его. Спарапет очень удивился этой необычной сердечности и сам разволновался, ощутив душевную теплоту своего покровителя и духовного отца.

— Как поживают тикин Сатеник и дети? — усаживаясь и указывая Мхитару на стул против себя, спросил Давид Бек.

— С божьей помощью живы и здоровы, шлют тебе привет, — садясь на край стула, ответил Мхитар.

— Э-эх, — вздохнул Бек. — Не выберешь минуты затылок почесать, а то навестил бы их. Давно не видел, соскучился…

В его словах слышалась горечь тоски несемейного, одинокого человека. Но он тотчас овладел собой и пригласил Мхитара выпить кофе. И сразу же перешел к делу.

— Вели составить большой торговый караван, надо через Шемаху и Баку отправиться в Астрахань, — медленно, будто с трудом, проговорил он.

— Дорога туда, мой государь, закрыта.

— Открылась уже. Посол русского царя Петра прибыл в Гандзасар.

— Наконец-то! — воскликнул Мхитар и отодвинул в сторону пустую кофейную чашку.

Однако и удивился, когда узнал, что весть, которую они с таким нетерпением ожидали всю зиму, Бек таил два дня и сообщил ее без всякого воодушевления, казалось, даже с безразличием. Мхитар заметил на лице Бека глубокую озабоченность. Особую, пока неведомую ему. Она шла от какой-то новой заботы, охватившей его сильнее, чем в дни, когда только начиналась неравная борьба с персами.

Бек пил кофе неторопливо и без удовольствия. Хотя Мхитара и подмывало спросить, что же он намерен предпринять по случаю прибытия русского посла, но промолчал, видя, что Бек не склонен заговаривать об этом. Мхитар знал его хорошо. И потому был уверен, что Давид-Бек все равно ничего не скроет и с минуты на минуту сам начнет рассказывать.

Давид-Бек решил созвать Совет старейшин Верховного Армянского Собрания в Татевском монастыре. Там его можно было провести в строжайшей тайне от врагов.

Приближались пасхальные дни, поэтому приезд старейшин в Татев мог расцениваться как обычное паломничество, совершаемое ежегодно. Потому Бек и приказал пригласить старейшин вместе с семьями и чтобы ехали они большими и малыми группами.

Приезд русского посла Бек пожелал держать в тайне не только от врагов, но и от собственного народа и войска. Обнародовать принятие российского покровительства он решил лишь по прибытии русского войска в Армению.

Вскоре в Татев стали съезжаться князья, мелики, военачальники. Они везли с собой семьи, жертвенных баранов и бычков, драгоценные дары для монастыря. Тысячи паломников собрались в Татеве. От нехватки места воины разводили костры у хачкаров, привязывали коней к священным деревьям. Парни подтрунивали над молодыми монахами, поддевали их соленым словцом, так что несчастные затыкали уши и старались поскорее укрыться в своих тесных кельях.

Был поздний вечер. Усыпанная звездами ночь опустилась на вершины гор, повеяло опьяняющим весенним ветром. Благоухали кизил и калина. В глубине ущелья рокотал Воротан. Ручьи, стекавшие с горы Газбойл, вливались в реку, и неслась она дальше, своенравная и страшная…

Постепенно утихли паломники. Народ и войско разместились в селении Татев, в маслобойнях монастыря, в гончарных мастерских, во дворах — где попало.

Старейшины собрались в зал Танат, к епископу Евстатевской обители Овакиму. Лениво поблескивали кровавыми языками две позолоченные лампады. Время от времени, спасаясь от тяжелого ладанного духа, к окнам подлетал обеспокоенный голубь и бился крыльями о стекла.

Епископ Оваким — тщедушный старец, костлявый и узколицый — утопал в старинном кресле. Отечные руки, словно две надувшиеся лягушки, лежали на подлокотниках кресла; меж пальцев застыли желтые бусинки четок.

Давид-Бек сидел против Овакима. По обе стороны расположились Мхитар и князь Ованес-Аван — высокий, смуглый человек с заостренным носом и закрученными усами. Тут же находились Тэр-Аветис, военачальник гавара Хачен мелик Есаи, косивший на один глаз мелик Багр из Варанды, а также недовольный всем Бархудар и сверх меры грузный владетель гавара Дизак Еган. Юный мелик Нубар из Чавндура казался совсем маленьким рядом с рослым военачальником Константином из Мегри. Владетель Сисакана мелик Шафраз и двоюродный брат Давид-Бека военачальник Бали сидели рядом. Шафраз, мучимый вечной бессонницей, зевал.

Не присутствовал здесь лишь католикос Есаи Асан Джалалян — он болел и был не в состоянии совершить столь далекое путешествие.

Когда все разместились по старшинству, Давид-Бек почтительно обратился к Овакиму:

— Позволь начать совет, преосвященный.

— В добрый час, да поможет нам господь, — как молитву, прошептал епископ. — Окинем взглядом дела наши, старейшины армянские. Посол царский ожидает решения.

Все напряглись, затаили дыхание. С Шафраза вмиг слетел сон. А мелика Егана даже прошибло испариной; он глухо закашлялся. Не успел Давид-Бек начать речь, вошел молодой инок. В руках у него был медный кувшин с водой и кружкой. Он поставил все это у порога, выпрямился и сказал: