Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Объединенное войско остановилось на поле Чолак, откуда виднелись минареты Гандзака и высокие купола церквей.

На полуострове, образованном слиянием Кошкара и Куры, появились бесчисленные шатры. В безветрии тихо реяли знамена армянских, грузинских и азербайджанских полков.

Расположились лагерями и стали ждать.

Юному Агарону все было интересно. Жил он в отцовском шатре. С утра до вечера сюда заходили грузинские и армянские князья, азербайджанские ханы. Иногда спарапет сам отправлялся навестить кого-нибудь из них. При этом часто брал с собой Агарона. И тогда сын бывал очень горд. Он уже вырос из детской рубашки и считал себя настоящим воином. При людях держался с достоинством, совсем по-взрослому. И страшно обижался, когда кто-нибудь, как мальчишке, давал ему мелкие поручения.

Едва прибыли в Чолак, снарядили гонцов в сторону Каспия сообщить царю Петру, что пятидесятитысячное объединенное войско ждет царя и его повелений.

Гонцы вернулись спустя девять дней. Они привезли письмо князя Долгорукова, командующего русским войском, расквартированным в Баку.

«Нет границ нашей радости, что все вы — армяне, грузины и азербайджанцы — объединились и стали под знамена нашего милосердного государя императора, — писал князь. — Миропомазанник божий, Его величество царь Петр скоро прибудет в Баку, и вместе с ним мы проследуем в ваш лагерь. Милостью господа вскоре будем вместе».

Письмо это тотчас перевели на три языка, размножили и прочитали в войсках.

Низко нависшее над Чолаком бесцветное небо содрогалось от воодушевленных криков пятидесяти тысяч голосов.

Есаи повел свою сотню в лагерь грузинских всадников. Зарезали баранов. Сотник выпил два полных рога вина и пошел в пляс под звуки зурны.

Лиха беда начало. Скоро в круг вошли все. А тут еще на звуки подоспела азербайджанская сотня.

— Дорогие братья! — кричал Есаи. — Наш союз ввергнет в трепет сердца османцев. Выпьем за долголетие русского царя…

— Выпьем, выпьем! — кричали с разных сторон.

— Да, да!.. Зло сгинуло. Да будет с нами добро, добро!..

Краснощекий грузин-сотник, в войлочной шапке на голове, провел мечом по большому пальцу и крикнул:

— Освятим кровью наше братство!

Есаи и азербайджанский юзбаши тоже последовали его примеру и, соединив свои пальцы, обнялись, расцеловались и воскликнули:

— Отныне и вечно мы — братья!

— Братья! Братья! — вторили воины.

Пировали все. Тащили к себе священников и мулл, просили их вновь и вновь читать письмо Долгорукова. А потом поили святых отцов вином. Те отказывались, а воины принуждали их, заливали смиренникам бороды и хохотали, держась за животы.

Военачальники смотрели и радовались братанию в войсках. Католикос Есаи шептал:

— Славься, господь, свершается заповедь мессии!

Предвечерний туман, словно венчальная фата, прозрачной легкой дымкой стелился над скалистыми берегами Босфора. Заходящее солнце, опускаясь в самое море, багровым пламенем окрашивало пенящиеся воды Золотого Рога, высокие купола стамбульских минаретов, кресты церквей. Зажатые между мрачными серыми стенами базарчики и лавчонки уже закрывались. Лишь крики муллы на том или ином минарете еще нарушали тишину.

Вскоре умолкли и они. Улицы опустели. Город остался в распоряжении бездомных собак и одетой с ног до головы в красное ночной стражи.

Султан Ахмед только что вернулся из Айя-Софии. Намаз этого дня он совершил в мечети. И хотя во дворце от мала до велика все бодрствовали, но проходы и залы были пусты. Редкие слуги, встречая мрачного, тяжело ступавшего султана, в ужасе падали ниц и бесконечно припадали лбами к цветным каменным плитам пола.

Ни на кого не смотрел султан. При входе в приемную он оглянулся. Следовавший за ним как тень великий визирь, поклонившись в пояс, сказал:

— Прибыл гонец от кахетинского хана Мухамеда Кули, грузина-отступника, что звался раньше Костанди.

Султан вошел в сверкающую ослепительным светом комнату. Оттуда широкая дверь вела в гарем. Пусть провалятся сквозь землю и Мухамед Кули-Костанди и его гонец. Сегодня с утра повели в баню белокожую красавицу, подаренную ему французским послом… Султан еще не касался юной груди этой девы… Великий визирь на цыпочках, с осторожностью кошки, следовал за ним. Владыка остановился. Девочка-подросток в прозрачном шелковом одеянии внесла на золотом подносе кофе. Султан пригубил хрустальную чашу. Вытянутое вперед, напоминающее лягушачью пасть лицо его было усталым. Лениво посмотрел он на девушку. Волшебная ямочка на подбородке. Кожа на лице нежная, как лепесток лилии. Может, и не ходить к француженке? Напасть на этого ягненка и раздавить!..

Султан обратил мутный взгляд на визиря. Тот с готовностью склонился.

— Грузинский царь Вахтанг соединился с армянами и азербайджанцами… — сказал султан и снова воззрился на голые плечики девочки… — Они расположили на берегу Куры пятьдесят тысяч воинов. Гяур Петр урус идет на соединение с ними.

Сделал последний глоток и отставил чашу. «Тоненькая, — думал он, — а у француженки грудь, как у львицы». Султан снял с головы восьмислойную чалму. Выпуклый острый лоб его заблистал, как галька. Сел в золоченое кресло. Девушка опустилась перед ним на колени и начала растирать ему ноги своими лилейными пальцами. Султан сложил на коленях изуродованные синими жилами руки.

— Урусы войдут в Гянджу, Тифлис и Ереван. Тогда уже будет трудно изгнать их, — осмелился снова заговорить великий визирь. — Там, чего доброго, и Персия ускользнет из наших рук…

— И о чем только думает сераскяр! [45] Сераскяр — главнокомандующий ( тюркск .). — хлопнул руками по коленям султан.

— Кёпурлу Абдулла паша собрал стопятидесятитысячную армию. Он ждет твоего божественного слова. Дай повеление, о султан султанов, и он исполнит его!

— Казна у нас пуста.

— Деньги я нашел, тень аллаха! — поспешил вставить визирь. — Прах твоих ног подумал и об этом. Английский посол обещает дать двести тысяч золотых. Франкский гяур д’Бонак — столько же. Голландцы дают кредит без процентов. Расщедрились неверные. Враг нашей веры и нашего трона — урус — крепнет, он протягивает руку к странам, которые должны быть нашими. Помешай намерениям гяура Петра, о венчанный богами!

— А что войско? — спросил султан.

— Не в новинку войску твоего величества идти на врага. Сейчас они ропщут от бездеятельности. Не пошлешь на гяуров, упаси аллах, на нас повернут… Войско жаждет белотелых дев и звонкой монеты.

Султан встал. Что будет потом, покажет жизнь. А пока решено, он идет к француженке. Оттолкнул носком девочку-подростка. Та поспешно удалилась. Султан медленно направился к полуоткрытой двери.