Вальдемар Лысяк - Императорский покер

— Он желал Польшу, и, наверняка, не из чувства милосердного доброжелателя — Боже упаси слабые народы от милосердия сильных — но по причине высоких государственных интересов европейца, в убежденности того, что без "восстановления [66] В рецензии на "Императорский покер", написанной для первого издателя, доктор Ежи Лоек подчеркнул: "Более всего я ценю решительную позицию Автора при анализе и оценке политики Наполеона в отношении Польши. Г-н Лысяк совершенно прав, вступая в решительную полемику с наивными врагами Наполеона в нашей стране и показывая, что тогда для польского дела не было иного шанса, и что Наполеон, в конце концов, сделал для Польши больше, чем какой-либо иной европейский или мировой государственный деятель за последние три столетия, до настоящего дня. Было и остается до сих пор на эту тему множество недоразумений, не только в исторической публицистике, но даже и в научной историографии (…) Если бы не Наполеон и Герцогство Варшавское, в течение всего XIX века действовали бы российско-прусско-австрийские договоренности от 15/26 января 1797 года о вечной ликвидации имени Польши из каких-либо публичных и юридически-государственных актов". — Прим. Автора. этого королевства Европа с той стороны остается без границ", что обязательно необходимо вернуть тот "ключ к своду" европейского дома ради добра и безопасности обитателей этого дома. Этой истине он на все времена дал свидетельство, и не пустым словом, но громадными деяниями.

Это все, мои господа, на тему "Наполеон обманывал поляков!".

Историки до настоящего времени спорят о том, кто же выиграл четвертый, тильзитский раунд императорского покера. Например, Роджер Пейр: "Фактом является то, что трактат из Тильзита был выгоден только императору Александру, который заключал договор в качестве побежденного, а в результате мог с тех пор свободно действовать в Балтийском море и в устье Дуная. Франции же этот трактат был совершенно невыгоден". А вот Евгений Тарле назвал тильзитский трактат "унизительным" для царя.

Вне всяких сомнений, необходимо признать правоту оценки советского историка. Ошибкой Наполеона было великодушие по отношению к Пруссии (таким образом он нарушил обещание, данное им армии в 1805 году: "Великодушие уже не будет мешать нашей политике") — и он дорого заплатит за это несколькими годами спустя. Правдой является и то, что побежденный в войне Александр впоследствии получил территориальные прибавления. Но главная истина заключалась в том, что Наполеон получил в Тильзите господство практически над всей Европой (как минимум, над двумя третьими континента), право на экспансию за ее пределы, и он же втянул Россию в самые разнообразные дипломатические конфликты, не говоря уже о том, что он заставил ее закрыть торговлю для британской торговли (Континентальная Блокада), что разрушало экономику России. Так что, со всей уверенностью — четвертый раунд императорского покера Бонапарт провел в свою пользу.

Наши герои попрощались, расцеловавшись в присутствии кричавших "ура" войск. Это была очень приятная в своих внешних проявлениях игра — об этом я уже писал (Тарле: "Наполеон вел себя столь корректно, чтобы пилюля, которую должен был проглотить Александр, оказалась не такой горькой, чем он думал"). Но по обеим сторонам столика было прекрасно известно "а что играется". Золотой паром должен был стать мостом мира между двумя народами, символом завершения покера, а стал всего лишь ширмой для игры. Так что, в самом лучшем случае, это был паром позолоченный, да и то — очень тонким слоем. Не все то золото, что блестит.

Весьма похоже будет через год, в Эрфурте, во время очередной "встречи титанов". Оба "господина брата" сознательно или подсознательно предчувствовали, что еще придет время лобовой стычки — в Европе имелось место лишь для одного оракула. Как символ и как предсказание этого, в вместе с тем и как грозное memento прозвучала сцена, которая вошла в историю и в легенду. Как-то раз Бонапарт с Александром, держа друг друга под руки, проходили мимо старого французского гренадера, который отдал им салют. Наполеон остановился.

— Что думает Ваше Царское Величество, — сказал он, указывая на страшный шрам, проходивший от лба и до средины лица солдата, — о людях, которые живут, несмотря на такие раны?

Царь французский язык знал превосходно и рикошетировал столь же красивой аллюзией:

— А что думает Ваше Императорское Величество о солдатах, которые такие раны наносят?

Воцарилась тишина, прерываемая тяжелыми вздохами придворных. Гренадер же и не дрогнул, зато задрожали все присутствующие, когда в тишине раздался его мрачный ответ:

— Те уже мертвы!

Четвертый раунд императорского покера был последним, который "бог войны" выиграл. Пятый, управляемый Амуром — был предпоследним из тех, которые он не проиграл. Этот пятый, в котором фигурами были шпионы в штанах и платьях, накладывался на все предыдущие и все последующие, являясь, собственно говоря, раундом дополнительным, зато самым длительным, поскольку он шел все время, с самого начала до самого конца императорского покера.

Шпионы, которые действовали против Бонапарт, в пользу России, были людьми весьма трудолюбивыми и не удовлетворялись всего лишь одной ставкой. Чаще всего, они были одновременными агентами Вены и Петербурга, Берлина и Петербурга или же Лондона и Петербурга, или даже всех четырех столиц вместе. Но врожденная скромность не позволяла им сообщать своим работодателям, что они сидят на нескольких стульях одновременно, то есть — что свои находки они продают различным разведкам.

Именно таким трудолюбивым тузом был двойной агент (Лондона и Петербурга), Уильям Барре, англичанин из гугенотов, который служил в российском военном флоте. После десяти лет службы он попал к французскому послу в Копенгагене, Грувелю, и был выслан им в 1795 году с секретной миссией в Варшаву. Через два года российской разведке удалось ввинтить Барре (правда, ненадолго) на пост " secrétaire particulier " при… воюющем в Италии Наполеоне! Но это было еще при царе Павле.

При Александре российских шпионов, работавших против Франции, вербовали, в основном, в кругах французской эмиграции, то есть, роялистов, сторонников изгнанного Революцией графа прованского Луи де Бурбона, который не признавал Бонапарта и называл себя королем Франции, Людовиком XVIII. Классическим примером был граф Вернегю, работавший в Риме. Но наиболее драматическим, неожиданным и буквально-таки легендарным примером был граф д'Антрег, работавший в пользу Вены (время от времени) и Петербурга (на постоянной основе), а потом еще и Лондона. Удивительным было то, с какой легкостью удалось этому человеку привлечь к сотрудничеству выдающихся людей из непосредственного окружения Наполеона.