Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

– Я не могу бросить тебя вот так!

– Немедленно! И ничего никому не говори.

Я крепко сжимаю живот руками, будто пытаясь отсрочить безжалостные движения малыша и непреодолимый ритм боли.

– Иди, Мария! Как только ты будешь на безопасном расстоянии, я пошлю горничную к коменданту, и он найдет мне акушерку. Но о ребенке ты ничего не знаешь, запомни. Когда двор узнает новость, притворись удивленной.

Она едва не пританцовывает на месте от невозможности что-то сделать.

– Как я могу оставить тебя? Собственную сестру? Без помощи? Здесь, где Джейн… где Джейн…

– Это ради твоего же блага, – выдыхаю я. Снова усиливается боль. Пот выступает на лице и по всему животу. – Я забочусь о твоей безопасности. Клянусь. Иди, Мария, и молись за меня втайне от всех.

Я сгибаюсь над стулом, а сестра, встав на цыпочки, целует мое лицо.

– Благослови и храни тебя Господь, – шепчет она пылко. – Все, я ушла. Немедленно зови горничную и отправь мне весточку.

Она тихонько выходит из комнаты, страж выпускает ее и закрывает засов. Выждав немного и стерпев очередную волну боли, я кричу:

– Люси! Иди сюда!

Вокруг сплошная суета. Комнаты подготовили для рождения ребенка, убрав все лишнее, охранники Тауэра бегают по городу в поисках акушерки, которая может прийти сейчас же, и кормилицы. Слуги Тауэра приносят в мою спальню кушетку и привязывают веревку к столбикам кровати, чтобы я могла тянуть ее во время родов, а я тем временем хожу туда-сюда по комнатам и хватаюсь за спинку стула, когда приходит боль. Теперь она повторяется часто, я едва успеваю отдохнуть между приступами. Под ногами мешаются собаки, Мистер Ноззл сидит сверху на деревянных ставнях и с беспокойством смотрит на меня своими блестящими карими глазами. Я передаю послание Неду и, когда выглядываю из окна во время хождения по комнате, вижу, что вместо платка он вывесил знамя Сеймуров. Видя его радость, я смеюсь вслух и хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

Приходит моя фрейлина, миссис Ротер, бледная как полотно, а с ней краснолицая женщина.

– Миледи, я и понятия не имела! – восклицает миссис Ротер. – Если бы вы мне рассказали, мы бы как следует подготовились. Акушерки лучше мы в такой спешке не нашли.

– Я вообще-то все слышу! – жалуется женщина с сильным акцентом, присущим тому, кто родился и вырос в Лондоне.

– Тогда я надеюсь, что вы позаботитесь обо мне и моем ребенке. Это мои вторые роды.

Она держит меня за руки своими крепкими умиротворяющими ладонями, пока слуги застилают кушетку чистым бельем, приносят кувшины с горячей водой, лоскуты и простыни, а также рвут ткань на пеленки.

Люси держит Тедди на бедре.

– Увести его? – нервно спрашивает она. – А собак выпустить?

Меня вдруг переполняет усталость.

– Да. Приведите все в порядок, – прошу я миссис Ротер и Люси. – Я хочу прилечь.

Они ведут меня к кушетке и дают отдохнуть между спазмами.

– Передай милорду, что со мной все хорошо, – шепчу я Люси. – Скажи, я очень рада.

Ребенок рождается вечером, прекрасный мальчик, о котором я и молилась. Для остановки крови прикладывают мох, грудь перевязывают льном, и я отдыхаю среди изорванного белья на большой кровати. Кормилицу нашли, она сидит рядом и кормит моего сына. Мы показываем малыша Тедди, и тот показывает на него и говорит: «Пирёд!», как будто своей лошадке. А вот Неда ко мне не пускают.

Сэр Эдуард, комендант Тауэра, шепчет через приоткрытую дверь из приемной:

– Я послал вести ко двору, леди Хартфорд. Боюсь, там очень удивятся.

– Спасибо, – говорю я и откидываюсь на подушки. Голова кружится после горячего эля со специями, который дают пить перед родами.

Я знаю, что люди при дворе более чем удивятся. Те, кто хочет увидеть надежного протестантского наследника, будут в восторге, а это почти все. Те, кто еще оценивает мое право на трон, поймут, что оно усилилось вдвое. Только Елизавета не обрадуется появлению этого чудесного малыша и моему счастью. Подождем и увидим, как она мне отомстит.

Она действует злобно и без промедления. Помещает в заточение самого коменданта Тауэра, сэра Эдуарда, а Неда вызывает в Звездную палату [19] Чрезвычайный суд, существовавший при монархе с 1487 по 1641 год. , где он предстанет перед тайным судом за лишение девственности члена королевской семьи в доме королевы, побег из тюрьмы и повторное насилование королевской особы.

Когда он покидает Тауэр, отправляясь на встречу с обвинителями, я украшаю окно знаменем Сеймуров – пусть Нед видит, что его дети и жена в порядке, что мы почитаем наше имя и никогда от него не отречемся.

Естественно, он не откажется от нас. И я ничего не знаю о том, что он говорит и как переносит допрос, пока не получаю послание от Марии, написанное неузнаваемым почерком и без упоминания имени.

Тайный совет объявил тебя наследницей в тот же день, когда стало известно о ребенке. Началась суета, зато это доказывает твой брак и усиливает право на трон. Нед хорошо выступил перед Звездной палатой и поклялся, что вы муж и жена. На него наложили такое денежное взыскание, которое никто не в силах выплатить, и оставляют под арестом на неопределенный срок. Жители Лондона требуют твоего освобождения, поют баллады и сравнивают тебя с нашей сестрой Джейн. Настойчиво просят выпустить твоих сыновей и называют их новыми благословенными принцами Тауэра. Напиши, как твое здоровье и как себя чувствуют дети. Записку сожги.

Я называю сына Томас Сеймур. Никого не пускают в Тауэр, поэтому крестными родителями становятся стражи, которые дают ему имя у купели в часовне, пока малыша держит моя фрейлина. Малыша возвращают со спасенной душой, а вот надо мной некому прочитать очистительную молитву. Думаю, я действительно хорошая протестантка, если отказываюсь от очередного таинства старой церкви. Встаю с постели, помывшись, меняю белье и молюсь в одиночестве – и на этом все.

Единственные новости, что до меня доходят, – это придворные сплетни от миссис Ротер. Она рассказывает, что моя кузина леди Маргарита Дуглас вместе с болезненным мужем Мэтью Стюартом затаились в своем доме, и гнев Елизаветы минует их. Теперь, когда они, виновные по стольким пунктам, стали свободны, жители Лондона еще больше злятся по поводу моего заточения и начинают говорить, что Джейн тоже держали в Тауэре беременной, как и меня, и что нерожденный ребенок погиб вместе с ней. Мне не нравится, что народ вот так использует имя сестры, но все же я тронута – Джейн вспоминают как мученицу, люди верят, что она могла бы дать им сына, наследника трона Англии. Все считают, что я тоже несправедливо лишена свободы. Тот самый народ, поддерживавший «нашу Елизавету», спасительницу реформированной веры в стране, сейчас утверждает, что она не лучше прежних угнетателей. Что она издевается над сестрой мученицы-протестантки. Ее армия потерпела неудачу во Франции, не сумев защитить протестантов, а теперь разгромленные войска медленно возвращаются домой, раненые, бунтующие, без денег – более того, их ряды сильно поредели из-за страшной вспышки чумы.