Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Ему было почти нечего бояться. Русы думали, что его, последнего князя деревского, уже девять лет как нет в живых. Все, даже собственные его тесть, жена и дети. Кому бы пришло в голову найти мертвеца в одноглазом бродяге?

И все могло бы сойти и дальше, сумей он себя сдержать. Володислав знал, что по Христовым дням Свенельдич на княгинин двор не ходит, а в другие дни он сам сюда не совался. Нищие, к которым он пристал сразу, как прибрел в Киев, рассказали: княгиня в Царьграде приняла Христову греческую веру, а князь, воеводы и в том числе Свенельдич – нет. Ни в церкви, ни на Христовых пирах он и его люди не бывают. И стало ясно, что именно по этой дорожке можно пройти к цели, почти ничего не опасаясь.

Однако принесла Свенельдича нелегкая в этот вечер на Святую гору. Володислава будто молния пробила, когда он вдруг увидел прямо перед собой богатый красный кафтан и это столь памятное ему лицо. Свенельдича ни с кем не спутаешь – он и тогда был выше всех в собственной дружине. Тоже немного постарел, огрубело некогда ясное лицо, но те же остались серые глаза с умным и пристальным взглядом. И вид этого лица с горбинкой на носу от давнего перелома и мелким рубцом на левой скуле, как ничто другое, разом перенес Володислава на много лет назад. Когда сам он был молодцем и с досадой глядел на Свенельдича снизу вверх, пытаясь дерзостью взора возместить недостаток роста.

Для него это лицо было как видение с того света. А на такое не надо смотреть. Поклонился бы, как все, и стоял бы так, пока грозу не пронесет. Но нет. Не удержался вновь взглянуть на того, кто вонзил нож в грудь стрыя Маломира, привел войско, разорившее землю Деревскую, а потом сам, как говорят, стал тайным мужем Ингоревой вдовы. Вместо Маломира.

Недооценили они его тогда. Привыкли думать, что их беда и земле Деревской проклятье – Свенельд. А как старого пса Волос прибрал у всех на глазах, решили, что теперь древлянам воля. Сочли, что сынок, все те года просидевший в Киеве возле князя, будет пожиже отца. И просчитались. Свенельдич оказался упрям, как волк, и хитер, как змей. Они думали, что держат его в руках, а он вывернулся даже не ужом – туманом. И туман этот тут же окрасился деревской кровью…

Сразу Свенельдич его не узнал. Все сошло хорошо – как и с княгиней. Но после того Володислав поспешил убраться со двора. Покоя не было – пристальный взгляд Свенельдича будто тянулся вслед за ним. Прямо в ночь Володислав ускользнул из Киева и бором побрел на полуденную сторону – к Витичеву. Даже если будут искать, то не здесь. А западнее – где Колец и иные уцелевшие городцы древлян.

В Киев он сходил не зря. Толкаясь на торгах и пристанях, Малко наслушался рассказов о прошлой осени и зиме и теперь знал: кроме него, у Святослава киевского есть и другие родовитые враги. Приниженные, но не уничтоженные…

Шла последняя седмица перед Купалиями, когда войско Святослава достигло реки Горины. Позади остался Веленеж и Деревская земля, подчиненная киевским русам; впереди лежали владения русов волынских. Немало рек брало исток в том краю и текло на восток, к Днепру, но в верховьях они мало были пригодны для прохода большого войска в лодьях. Святослав привел около тысячи человек – всю свою большую дружину с прибавлением боярских дружин Полянской земли. Князь не требовал собирать ополчение, но нашлось немало охотников пройтись по богатой Волыни, в той ее части, что не была затронута войнами последних десятилетий и потому сулила богатую добычу – полон и разное добро. Сам молодой князь после возвращения из полюдья с большой охотой ухватился за возможность новой войны, но и старшая дружина находила, что очень недурно прибрать наконец к рукам еще одну часть пути к мораванам, уграм и баварам. Тем более что Етон по старческой дурости дал Святославу такой повод для похода, который никак нельзя было оставить без внимания.

Шли через Деревскую землю, и по пути к киевскому войску присоединился Олег Предславич, нынешний князь деревский, сидевший в новом городце Вручем. Родной внук Вещего, он какое-то время был киевским князем, но двадцать лет назад его изгнал со стола молодой Ингвар. Однако князь сумел сохранить не только жизнь, но и дружбу с княгиней Эльгой, своей двоюродной теткой. Благодаря этому после истребления рода деревских князей из Искоростеня их осиротевшая земля была вручена Олегу-младшему на условиях подчинения и дани Киеву. К тому же он теперь приходился Святославу тестем – прошлой осенью Святослав взял в жены его дочь Горяну, хоть и против их воли. Но Олег Предславич смирился с этим. Человек умный и не лишенный храбрости, он был слишком мягкосердечен для вражды с родней и, как истинный христианин, безропотно принимал волю Божью. Оказавшись у стремени своего молодого зятя, теперь он был вынужден вместе с ним идти в поход на запад и пополнил войско сотней своих гридей и оружников.

К Горине киевское войско подошло со стороны верховьев Хоморы и какое-то время двигалось по долине вдоль русла, выбирая место для переправы. В этих местах река была не слишком широка, и половодье, приходившееся на месяц травень, уже спало. Впереди шел верховой дозорный десяток с малым стягом Святослава, своим хорошим снаряжением и общим видом без слов сообщая чужой земле: пришел на тебя князь киевский!

Возглавлял киевский передовой разъезд Игмор, сын Гримкеля Секиры. Гримкель, сотский Ингваровых телохранителей, погиб в один день со своим князем, как отцы и еще немалого числа нынешних Святославовых гридей. Игмор, ровесник Святослава, здоровяк с красным от солнца лицом, рыжей бородкой и волосами, заплетенными в две светлые косы, человек не очень глубокомысленный, но храбрый и верный, пользовался наибольшим доверием князя – особенно после изгнания Улеба.

С запада, из-за реки, донесся звук рога. Отроки переглянулись и прибавили хода. Тропа вышла из гущи прибрежных ивовых зарослей, глазам открылась долина реки, и стало видно, что на другом берегу стоит войско. На зеленой траве белели шатры, кое-где стояли шалаши, покрытые уже увядшими ветвями и еловыми лапами, паслись лошади. И везде были люди – многие сотни белых и серых рубах метались туда-сюда, собирались к широкой желтой отмели. Блестело на солнце железо клинков.

Игмор лишь оглянулся на трубача – тот вскинул рог и протрубил знак для идущей позади киевской рати.

Между пологими берегами Горина разлилась широко: из сильного лука едва добить с одного до другого. И брод был широкий, шагов полста.

– На самой середине вода лошади по грудь, дно прочное, – докладывал князю Игмор, вернувшись к войску. Он проверил сам, заехав верхом до середины реки, и по возвращении привез в щите две засевшие вражеские стрелы. – Даже с обозом перейдешь – кабы бы не Старый Йотун на той стороне. До середины их луки добивают, хрясни их Перун…