Владимир Семенов - Кремлевские тайны

Наши работы с Зельдовичем были опубликованы в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» и в «Успехах физических наук», и они стали первыми… Впрочем, мы об этом узнали много лет спустя.

…Началась война. Она разбросала физиков по оборонным предприятиям. Харитон вместе с коллегами из своей лаборатории сначала в Ленинграде, затем — в Казани — создает новые мощные взрывчатые вещества. Работали по 20 часов в сутки, и вдруг…

— Приглашает меня к себе Игорь Васильевич и предлагает перейти к нему. Естественно, я не могу согласиться, возражаю, идет, мол, война, считаю своим долгом работать для фронта… Ну, а наука подождет, тем более, пока результатов от ядерной физики не ожидается, по крайней мере до победы… Курчатов убеждает: после победы именно наша работа обеспечит безопасность страны… Странный по тем временам разговор, ведь шел только 42-й год, а до победы было далеко… Сначала я не соглашался, но Игорь Васильевич умел убеждать. Даже через мою жену действовал, уговаривал меня.

— Вы представляли будущую свою работу?

— Естественно, я знал, насколько сложна задача, которая стоит перед физикой и физиками. Но это было совсем новое, а значит, и очень интересное дело… Кстати, вспоминаю, что один из крупнейших наших ученых еще в 1939 году нарисовал довольно точную картину того, что вскоре будет происходить в Америке в рамках Манхэттенского проекта, а потом и у нас. Курчатов удивительно хорошо подходил для осуществления такой грандиозной программы. Великолепный физик, выдающийся организатор и исключительно доброжелательный человек.

— На вашу долю выпало создание ядерного оружия. Что можно об этом рассказать?

— Очень многое… Но я не имею права говорить ничего… Пока… Обещаю, представится возможность — расскажу вам.

— Ну хотя бы о самом первом испытании.

— Не могу… Не имею права.

Около пяти часов мы записывали на пленку воспоминания академика Юлия Борисовича Харитона. Потом смонтировали получасовую передачу. После просмотра в «инстанциях» — в министерстве и ЦК КПСС — она была сокращена до десяти минут. Так и вышла в эфир.

Вместе с Романовским пошли на прием к председателю Гостелерадио с просьбой сохранить в архиве съемки академика Харитона. На нашем заявлении председатель размашисто написал: «Хранить вечно!»

Через месяц мы попытались взять из архива материалы, запросили пленки, нам сообщили: «Все записи стерты».

Начнем с фрагмента воспоминаний Александра Ивановича Веретенникова — одного из тех, кто был «рядом с бомбой», а значит, и рядом с Юлием Борисовичем Харитоном. Кстати, Веретенников — тот самый человек, кажется, единственный, которого в памятный день испытания первой бомбы «удалил» с командного пункта лично Берия. Он внимательно посмотрел весь список, потом ткнул пальцем в фамилию Веретенникова: «Этому здесь нечего делать!», — а потому Александр Иванович оказался на наблюдательном пункте, что был расположен в 25 километрах от башни. Почему Берия выбрал его, так и осталось загадкой. Впрочем, известно, что его отец был репрессирован в 30-е годы…

Итак, Веретенников рассказывает об одном из эпизодов создания бомбы:

«Мне вспоминается кошмарный случай, явившийся жестокой встряской для специалистов, занимавшихся окончательной сборкой центральных частей ядерных зарядов. Дело в том, что при сборке нового типа изделий весьма опасным считался момент, когда «поршень» со снаряженными в нем активными материалами центральной части опускался через горловину изделия и проходил рядом с окружающими центральную часть оболочками, тоже содержащими активные материалы. Возникал вопрос: а не достигнет ли при этом критическая масса сборки опасной величины? Для контроля за безопасностью этой операции в процессе сборки проводились измерения нейтронного фона… Обычно это происходило на стапеле. Сборщики изделия — как правило — конструкторы высшего класса Н. А. Терлецкий, Д. А. Фишман и другие — в присутствии Харитона находились наверху, а я с двумя комплектами аппаратуры размещался под стапелем на полу зала.

Щелчки механического счетчика звучали громко, на все помещение, и это было своего рода непрерывной информацией для участников сборки. И на сей раз фон постепенно, как обычно, нарастал, и вдруг… раздался ошеломляющий треск. Как я тут же определил, один из счетчиков вдруг закрутился с частотой примерно 100 импульсов в секунду. Я понял, что канал с этим счетчиком «загенерировал», так как в другом канале счетчик продолжал методически, в прежнем темпе регистрировать фон. Естественно, что я тут же выключил «хулигана», и треск прекратился. В тот момент стремительно появился Юлий Борисович и буквально вне себя стал требовать немедленно включить счетчик. Мои объяснения он совершенно не воспринимал. В конце концов, счетчик я включил, а он… как ни в чем не бывало стал мирно отсчитывать «нормальный» фон…

Выяснилось, что вся бригада сборщиков со стапеля мгновенно «испарилась» за пределы здания, и только один Юлий Борисович Харитон в этот кошмарный момент бросился вниз по лестнице под изделие выяснять причину «аварии». Вот таким был Харитон в минуту великой ответственности!»

К воспоминаниям Веретенникова остается добавить одно: такие минуты ответственности для «ЮБэ» продолжались полвека…

…Однажды в половине восьмого утра раздался телефонный звонок. Я узнал голос Харитона.

— Я могу рассказать о том, как все началось, — сказал он.

— Юлий Борисович, что скрывать, у нас есть страх перед бомбой. Не может ли с оружием произойти то же самое, что с реактором в Чернобыле? Есть ли гарантия безопасности?

— Мы никогда не говорили, что наши «изделия» абсолютно безопасны. Напротив, постоянно подчеркиваем, что они опасны и необходима очень высокая тщательность в работе и доступе к ядерному оружию. Приходится, например, возить по железной дороге, где возможны аварии. Мало того, здесь бывают и пожары, и сходы с рельсов составов. Поэтому мы постоянно призываем к максимальной бдительности, сокращению перевозок. Этой гранью безопасности мы специально занимались. Раньше заводы были разбросаны, и нам пришлось проводить некоторую перекомпоновку производства, чтобы наши заряды в собранном виде перевозились минимально… Раньше, на мой взгляд, очень легкомысленно это делалось, но мы вмешались — многое изменилось: сократились ненужные перевозки. Речь идет не о ядерном взрыве. Если, к примеру, злоумышленник стреляет в шаровой заряд, то в ряде конструкций это может вызвать детонацию взрывчатого вещества. Сам приход ударной волны к плутонию вызывает распыление, может подняться облако. Ветер его уносит, происходит заражение местности…