Евгений Штейнберг - Утренняя звезда

Навстречу им двинулись вооруженные люди. Послышались ругательства, угрозы. Один из мужчин, сопровождавших даму, схватился за рукоятку сабли.

— Назад! — крикнул он. — Пусть только посмеет кто-нибудь!..

Он вспрыгнул на груду камней и, обнажив саблю, обратился к толпе:

— Кто сказал вам, что мы аристократы? Кто посмел вас обмануть, а нам нанести оскорбление?

Шум несколько утих.

— Граждане! — продолжал человек с саблей. — Я артист Французского театра. Мое имя Дюгазон!

— Да, это Дюгазон! — воскликнул кто-то. — Я видел его на сцене. Он здорово представлял плута Криспила…

— Верно, верно!

— А кто из вас смотрел «Женитьбу Фигаро»? — спросил Дюгазон.

— Я видел!.. И я!.. — послышались веселые возгласы.

Дюгазон подал руку нарядной даме, она легко, словно птица, взлетела на возвышение.

— Узнаете? Она исполняет в этой комедии роль Сюзанны. Ее зовут мадемуазель Конта!

В толпе раздались аплодисменты.

— Друзья мои! — крикнул Дюгазон. — В руке у меня сабля, я получил ее в округе, когда записался в отряд национальной гвардии. Мои товарищи записались вместе со мной!

— Браво!

— Он славный парень, этот артист!

— Мы верим тебе, Дюгазон!

…Конта поднимает руку, прося тишины.

— О солнце! — Она обращает взор к небу. — Ты даруешь нам дневной свет, тепло весны и лета! Ты растишь наши посевы! О, чистый огонь, вечное око, могучий двигатель жизни! Будь же теперь свидетелем величия французов!..

Это еще не опубликованная и мало кому известная ода молодого поэта Мари-Жозефа Шенье.

— …Пусть разобьются наши оковы! Пусть наконец свободно вздохнет земля! Пусть разум создаст новое государство, сияющее и вечное, как твои лучи. Пусть сгинут коварство и зло, тяготевшие над нами много веков! Человечество создано для свободы…

Толпа слушает в благоговейном молчании. Егор замер. Как она хороша, эта вдохновенная красавица, это сияющее видение, внезапно возникшее над мрачной площадью! Глаза ее горят, руки вздымаются плавно и властно, голос — мягкий и глубокий — то звенит, подобно колоколу, то замирает в трагическом шепоте.

Чем-то эта артистка напоминает Дуняшу Дудареву… Они вовсе не похожи внешностью, хотя обе красивы — каждая по-своему. Должно быть, воспоминание всплыло откуда-то из глубин сознания благодаря этой манере декламации, впервые услышанной Егором в раннем детстве.

Артистка умолкла. Гремят рукоплескания.

— Браво, Конта!

— Мерси, мадемуазель!

— Восхитительно!

Конта раскланивается, словно перед ней не толпа оборванцев, а изысканная публика придворного спектакля.

Овация усиливается. Какой-то мужчина — по виду рабочий или ремесленник — протягивает артистке красно-синюю розетку. Она прикалывает ее к шляпке и прижимает обе руки к сердцу в знак благодарности.

— Вот это женщина! Королева!

— Получше королевы!

— Долой австриячку! Да здравствует Конта!..

…Барабанный бой! Овация оборвалась! Все взоры обратились туда, где под дробь барабана, с белым флагом, шагала группа людей.

Это новая депутация из ратуши. Она явилась уговорить народ разойтись, а коменданту Бастилии предложить вывести гарнизон швейцарцев.

Депутатов окружили, начались бурные пререкания:

— Мы не разойдемся!.. Так и скажите вашему комитету…

— Пусть сперва сдадут Бастилию!..

Депутация двинулась к воротам крепости. За ней устремилась и некоторая часть толпы. Подъемный мост через крепостной ров, по которому недавно прошел Тюрьо, был все еще спущен. Депутация, подняв белый флаг, прошла в первый наружный двор, но загремели цепи, и мост стал медленно подниматься. Депутаты остановились. Вдруг с крепостной стены грянул ружейный залп. Трое упали, остальные бросились в бегство…

Исступленный рев раздался над площадью… На груду камней, только что служившую эстрадой артистке, вскочил сержант Гош.

— Что здесь происходит? — загремел он. — Неужели вы позволите разбойникам убивать вас? Вы слышали стихи, которые прочла нам эта артистка? «Пусть разобьются наши оковы!.. Пусть сгинут коварство и зло…» А я добавлю: пусть поскорее рухнут эти проклятые стены, воздвигнутые тиранами! Бастилия должна быть нашей!

— В Бастилию! — подхватил народ.

— Граждане! — говорит Гош. — Оружие у нас теперь есть. Но нужны хорошие командиры!

— Ты и будь командиром! — кричат ему. — Веди нас, сержант!

— Нет! Есть, более опытные… Господин Эли, офицер королевских войск, изъявил готовность служить нации. Я знаю господина Эли и предлагаю избрать нашим командиром.

Одобрительные возгласы, рукоплескания…

Гош сходит с возвышения, обнажает саблю. Эли, в офицерском мундире, строит колонну… Короткая команда — и авангард, предводительствуемый Эли, устремляется к воротам Бастилии.

Вот они уже в первом наружном дворе… Двое смельчаков бросаются к гауптвахте и принимаются рубить топорами цепи подъемного моста. Сверху, с ближайшего бастиона, офицер кричит что-то, очевидно требуя очистить двор. Двое добровольцев продолжают наносить бешеные удары по цепям. Наконец цепи разрублены, огромный мост опускается с оглушительным грохотом… Авангард хлынул на мост и ворвался во второй крепостной двор, по ту сторону рва. Здесь еще мост, он тоже поднят. Залп с крепостных башен… Несколько человек падает.

Эли командует:

— Огонь!..

Штурмующие вскидывают ружья, гремит ответный залп. С бастиона снова стреляют. Еще несколько человек, обливаясь кровью, свалилось на камни.

Перестрелка продолжается. Толпа, оставшаяся на площади перед воротами, гудит. Гош, построив вторую колонну, ведет ее на помощь авангарду.

Из-за крепостной стены вздымается густой клуб дыма. Это Эли, заметив во втором дворе несколько возов с соломой, приказал поджечь их. Блестящая мысль! Дымовая завеса прикрывает штурмующих, мешает осажденным вести прицельный огонь… Пылает солома, занимаются соседние строения. Дым валит все гуще и гуще, несется над площадью.

В сумятице Егор опять разлучился со своими спутниками. Где же они? Должно быть, Павел Строганов тоже там, в одной из колонн. А Жильбер Ромм и Марат? Едва ли они участвуют в бою — они стары и немощны… Но что же делать ему, Егору? Он-то молод и здоров. «Есть ваше имя в списках или нет, — сражаться вам никто не запретит!» Это верно. Но как? У него нет ни ружья, ни шпаги, ни топора. А если бы и были? Ему и на кулачках драться никогда не приходилось. Он не один такой: вокруг множество людей, французов… Безоружных и наблюдающих. Только и остается, что оставаться здесь и следить за битвой, хода которой он не понимает.

Но куда девалась эта чудесная актриса, которую народ нарек своей королевой? Не видно ни ее, ни Дюгазона…

Вдруг Егор заметил Ерменева. Да, да, это он! Взобрался на груду камней, в руке у него какая-то книга… Ах, это альбом! Конечно, альбом! Ерменев рисует. Отсюда видно, как быстро движется его рука, набрасывающая штрихи на альбомный лист. Он поминутно обводит быстрым взглядом толпу на площади, столбы дыма за стеной, крепостные башни.