Галина Беломестнова - Лишь только смерть разлучит нас [СИ]

Екатерина Федоровна сердцем слышала, что никогда больше не увидит ни Никитушки, ни Александра. Но, спрятав боль в самые глубины души, она упорно писала прошение за прошением на имя Государя Императора. В день тезоименитства Государыни Императрицы Александры Федоровны она написала:

«Всемилостивейший государь! Только отчаянье, в котором я нахожусь, могло придать мне смелости просить Ваше Императорское Величество в такой радостный день рождения Всемилостивейшей Государыни! Услышьте голос рыдания, и мольбы несчастной матери, которая припадает к Вашим стопам и обливается слезами. Проявите божественное милосердие, простите заблуждение ума и сердца, вспомните об отце их, который был учителем Государя. Всемилостивейший государь! Спасите несчастное семейство от гибели, всю жизнь буду молить Творца сохранить Ваше здоровье, сниспослать Вам всяческие блага!

Верноподданная Вашего Императорского Величества — Екатерина Муравьева».

Письмо, осталось без ответа.

После следствия, десятого июля 1826 года Захара Ченышёва, Никиту и Александра Муравьёвых осудили по первому разряду, приговорив к каторжным работам на двадцать лет и вечное поселение в Сибири. После долгих хлопот родных срок каторги уменьшили до пятнадцати лет, всё остальное, оставив без изменения.

Десятого декабря 1826 года, полгода спустя после приговора, Никиту Михайловича Муравьёва, некогда блестящего офицера, адъютанта Гвардейского Генерального Штаба, выпускник Московского университета как обыкновенного преступника заковали в кандалы, и отправили по этапу в Сибирь.

Екатерина Федоровна вместе Александрой узнали о дне отправления узников в сибирскую каторгу, и ждали их на почтовой станции вблизи Петербурга, где тюремный транспорт останавливался на некоторое время. Мать сумела увидеть своих сыновей в последний раз. Ценой немалой взятки им разрешили обменяться несколькими словами с арестантами, передать деньги, необходимые в столь долгом пути. Обе женщины сквозь нескрываемые слезы улыбались Никите и Александру, махали руками их товарищам по горестной судьбе — Анненкову и Торнсону.

Опечаленная мать чувствовала, что, может быть, больше не услышит голосов своих любимых сыновей. Она смотрела на их кандалы и в отчаянье ломала руки. И в этом крайнем оцепенении она неожиданно расслышала голос Саши:

— Матушка! Я решила последовать следом за Никитой, чтобы разделить его участь.

до вынесения приговора, Александра, начала хлопотать о разрешении, разделить участь мужа. Самоотверженная, любящая, преданная жена, она не могла оставить Никиту без своей поддержки в столь трудное для него время. Ровно через год после декабрьских событий ей поступило «высочайшее разрешение» — ехать в Сибирь. Стиснув в руках кружевной платочек, она стоя выслушала условия, что зачитал ей жандармский офицер:

— Александра Григорьевна Муравьёва, урождённая графиня Чернышёва, имея непреклонное желание разделить участь своего мужа, государственного преступника Муравьёва Никиты Михайловича, осужденного верховным уголовным судом, отрекается от дворянских привилегий и звания, переходит на положение жены ссыльнокаторжного, вследствие чего её ограничивают в правах передвижения, переписки, распоряжения своим имуществом. Её детям благородного звания, родственникам и другим лицам недозволено отправляться за ней в Сибирь. Её дети, рождённые в Сибири, будут считаться казёнными крестьянами. — Не унизившись до слез, Александра, молча, все подписала.

Многочисленная дворня, штат учителей, доктор, домашний художник, крепостной оркестр обслуживали Чернышёвых и частых их гостей. Воспитанная среди роскоши, Саша с малолетства чувствовала к себе внимание и любовь матери, отца и прочих родных. Теперь, добровольно подписав «условия» она теряла весь этот пышный свет, с его балами и роскошью, с его заграничными вояжами и поездками на кавказские «воды». Её отъезд был вызовом всем членам царской фамилии и петербургскому бомонду. Решение жён декабристов следовать в Сибирь за мужьями, разделило, раскололо блестящее светское общество. Им откровенно сочувствовали и открыто ненавидели, тайно благословляли и тайно завидовали их отваге.

Накануне нового — 1827 года юная светская красавица двадцати трёх лет, собиралась в дальнюю дорогу. Сибирь в те времена была концом света за тридевять земель. Для самого быстрого курьера более месяца пути. Бездорожье, разливы рек и огромное ледяное пространство Байкала, который предстояло переехать. Но больше всего леденил душу ужас перед сибирскими каторжниками — убийцами и ворами.

Уезжая, Александра Григорьевна сердцем знала, что навсегда оставила на руках свекрови своих малолетних дочерей Катю и Лизу, и крохотного сына Михаила, родившегося уже после всех тревог, волнений и суда над декабристами.

Несмотря на то, что спешила ехать вслед за мужем, Александра ненадолго задержалась в Москве. На прощальном вечере, который устроили родные Муравьевых, Александр Сергеевич Пушкин передал ей рукопись стихотворения, написанное Ивану Ивановичу Пущину, его товарищу по Царскосельскому лицею:

Она взглянула на строки и не смогла даже заплакать — от щемящего сердца восторга перехватило дыхание. Склонив голову в кружеве черной шали — Саша протянула Пушкину руку, а когда он приблизил ее к губам, то осторожно поцеловала курчавые завитки на голове.

— Сохрани Вас Бог! Вы — великий Поэт. Не знаю, как и сказать! — прошептала она. — Я непременно все передам Ивану Ивановичу и Никите. За них Вам — моя признательность, мое восхищение.

— А Вам — моё! Вы — святая Женщина! — ответил Поэт.

— Я — только Жена, — тихо проговорила она.

Александра Григорьевна отправилась в Сибирь в начале января 1827 года. В дороге она вспоминала сверкающую огнями свадьбу с милым её сердцу Никитушкой, упоительный медовый месяц, балы, путешествия. Но чем дальше ехала она по бескрайней заснеженной Сибири, тем тусклее становились эти воспоминания. Почти два месяца — в лютые морозы и пургу длилась эта поездка. День, а порой и ночь, мчалась она в кибитке, довольствуясь, иной раз вместо обеда куском хлеба и стаканом чая, изредка останавливаясь в деревеньках и городках, отстоящих друг от друга на сотни вёрст. В Иркутске Александра Муравьева встретилась с Марией Волконской, которая также находилась на пути к мужу. Они обнялись то, смеясь, то плача — был повод к тому и другому, напились чаю, поговорили о своей дальнейшей судьбе и здесь же расстались. Княгиня Мария Волконская отправилась дальше, на Нерчинскую каторгу, а Александра Григорьевна в Читу, где находился ее супруг.