Игорь Лебедев - Расстрел на площади

До свиданья. Варвара Громова и мой муж Валентин Васильевич».

«Правда» тем временем в привычной бравурной манере описывала победы на фронтах строительства, но за ее маршеобразными отчетами не таилось той человеческой пронзительности, какая была в этих благодарных, написанных корявым почерком и со множеством грамматических ошибок письмах.

— Никита Сергеевич, к вам товарищ Малиновский, — доложил секретарь.

— Почему без звонка? — недовольно поморщился Хрущев. — Ладно, пусть входит.

Он автоматически перетасовал газеты и уложил на левом краю стола. По опыту Хрущев знал, что без важного повода Малиновский никогда бы его не побеспокоил.

— Здравия желаю, Никита Сергеевич! — Подтянутый, молодцеватый Малиновский стремительно возник на пороге кабинета, стремительным шагом подошел к столу, стремительно пожал руку и столь же стремительно, без приглашения опустился на мягкий, с кожаным сиденьем стул.

— Как самочувствие? — поинтересовался Хрущев.

— Как и погода, — прекрасное, — бодро отвечал министр обороны СССР.

— А вот у меня голова побаливает, — неожиданно для себя разоткровенничался Хрущев, — со вчерашнего дня еще. Наверное, давление меняется.

— Вы говорили с врачом? — обеспокоился Малиновский.

— От этих врачей никакого проку. Для них лучший пациент — это тот, у кого уже вообще нет никакого давления. Как говорят наши друзья-американцы, нет давления — нет и проблемы!

(Ничего подобного «друзья-американцы» не говорили, и Хрущеву было прекрасно об этом известно, но он любил ради красного словца ввернуть в разговор что-нибудь эдакое, слышанное краем уха и переиначенное по вкусу и настроению.)

Малиновский рассмеялся:

— Шутите, Никита Сергеевич? Ну, раз шутите, то все в порядке.

— Надеюсь, все в порядке не только у меня, — сказал Хрущев. — Или все-таки есть плохие новости?

Министр обороны СССР посерьезнел:

— Как вам сказать, Никита Сергеевич… И да, и нет. Вот поэтому и пришел к вам посоветоваться, напрямую, если можно так выразиться…

— Ну, давай, не томи!

Малиновский раскрыл кожаную папку с золотым тиснением и пролистал несколько документов с грифом «Совершенно секретно». Отлично зная повадки собеседника, Хрущев насторожился: министр обороны СССР тянул время, словно не решаясь приступить к делу. Это был дурной знак.

— Вот какая история, Никита Сергеевич, — начал Малиновский. — Должен сказать, что положение у нас неважное. Это, конечно, хорошо, что мы стали налаживать контакты с империалистами, но нельзя забывать о постоянной готовности к обороне страны. А с этим делом у нас есть проблемы.

— Не понял, — сказал Хрущев. Не по душе ему были обтекаемые фразы Малиновского.

— Никита Сергеевич, необходимо срочно заняться обновлением действующего военного арсенала. Я уже не первый раз докладываю: сокращение в армии негативно сказывается на обороноспособности государства. Американцы, они себе на уме: руку пожимают, а за спиной продолжают вооружаться. Их ракеты расположены, считайте, у самых наших границ.

— У нас тоже есть ракеты.

— Есть, — согласился Малиновский, — и ничуть не хуже, чем их ракеты. Однако поглядите, — подскочив с кресла, он направился к висевшей на стене политической карте мира, — вот какое расстояние приходится преодолеть нам, чтобы достигнуть Соединенных Штатов. И такое — им. Невооруженным глазом видно явное преимущество противника.

Зависло молчание.

Хрущев сидел в кресле, глядя прямо перед собой.

— Кеннеди заверял меня в дружбе, — наконец произнес он.

— Слова. Дела говорят об обратном.

— Что вы предлагаете?

— Необходимо в срочном порядке решить вопрос о передислокации наших баз, где имеется оружие быстрого реагирования, как можно ближе к границам США.

— Куда, например?

Малиновский изобразил на лице добродушную улыбку.

— Есть отличный вариант — Куба. Фидель будет рад оказать нам такую услугу. Да и для него самого это отличная защита от империалистического соседа. Правда, требуются значительные ассигнования, но есть вещи, на которых нельзя экономить.

Наморщив лоб, Хрущев мрачно глядел на крохотную точку на карте, обозначавшую пламенный остров, колыбель американской революции.

Если говорить откровенно, предложение министра обороны было сейчас более чем некстати. До Кубы ли или американских ракет, когда, как выяснилось совсем недавно, годовой бюджет страны вновь трещал по швам. Любимый лозунг «Догоним и перегоним Америку!», который возник в голове Хрущева после посещения Соединенных Штатов и был призван, как мощный ракетный двигатель, вывести страну на новую экономическую орбиту, оказался под угрозой. Какое там «догоним и перегоним», когда неизвестно, как свести концы с концами и не очутиться в долговой яме! А ведь такая держава, как СССР, при всем при том не могла не помогать братским странам победившего социализма — слабым развивающимся или же разрушенным войной странам. Ничего не попишешь, статус «большого брата» обязывает. Страшно сказать, какие суммы уходили в никуда, безо всякой надежды на возвращение. Хрущев знал обо всем этом и все-таки был в большом гневе, коїда ознакомился с цифрами и сводками. Он носился по кабинету, размахивая руками и топая ногами по ковру. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев Л.И. стоял напротив рабочего стола главы государства по стойке «смирно» и белыми от ужаса глазами глядел в пространство перед собой. Накричавшись вволю, Хрущев повалился в кресло и неожиданно жалобным голосом спросил:

— Что будем делать, Леня? Откуда брать деньги?

— Надо повышать цены, — едва не теряя сознание, пробормотал тот. — Другого выхода нет.

О неизбежном повышении цен на продовольствие пытались говорить и другие, даже этот олух Игнатов. Мол, мера временная, трудящиеся поймут и одобрят. Хрущев был убежден в обратном, однако с каждым таким разговором все более и более сдавал прежние позиции. В конце концов, советский народ может и должен проявить сознательность и чуть потуже затянуть пояс на короткое время. Войну пережили — разве не смогут пережить возросшую на несколько копеек цену на мясо и молоко!

— Кроме того, надо укреплять армию и, так сказать, на ближних рубежах, — продолжал между тем Малиновский. — Если бы не войска, кто знает, чем закончился венгерский мятеж.

— Ничего подобного не повторится! — запальчиво заявил Хрущев. — Уже весь мир понял преимущество социалистического образа жизни.

— Как сказать. Была же Караганда…

— Не смейте напоминать мне о Караганде! — завопил Первый секретарь ЦК партии. — Никогда не смейте!

— Виноват.

— Сговорились вы все, что ли?!

Окаменев, выставив вперед подбородок, бледный Малиновский глядел на собеседника.