Игорь Лебедев - Расстрел на площади

Митя озирался по сторонам, надеясь вновь увидать давнего знакомца и убедиться в своей правоте, но тщетно.

Смерть, казавшаяся еще минуту назад абстрактным понятием, вдруг овеществилась в его памяти в образе двух воздушных гимнастов, бездвижно лежащих в тряпичных позах на красном цирковом ковре.

Митя вскинул автомат — поймал в прорезь лицо незнакомца из цирка и — не смог нажать гашетку.

— Рядовой Бажин! Твою мать! — рявкнул Школьник. — Я сказал: готовность номер один!

— Я не буду стрелять, — сказал Митя.

— Что?!

— Я!!! Не!!! Буду!!! Стрелять!!!

— Ах, ты, гад! — заорал Школьник, вырывая из рук солдата автомат. — Дай сюда!

То, что произошло следом, было неожиданным даже для Мити. Школьник вцепился в автомат, а Митя ударил комвзвода локтем в грудь.

— Огонь! — завопил Школьник подчиненным. — Огонь, я вам сказал!!!

Однако солдаты, обалдевшие от потасовки рядового и старшего лейтенанта, замешкались.

Игорь поглядел на часы, и в этот момент минутная стрелка сделала короткое движение и встала ровнехонько на деление 6.

— Огонь! — обрадованно скомандовал сам себе снайпер Рудольф, поглядев на часы.

Накануне его и его товарищей четко проинструктировали по поводу времени начала операции. «Товарищи стрелки, — сказал чин из областного подразделения КГБ, — вам поручено ответственнейшее задание. Не подведите!»

— Огонь! — повторил Рудольф, поймав в оптический прицел фигурку беременной девчушки из сквера. В этот самый момент навстречу девчушке со всех ног бежал какой-то громила.

— Лида!!! — отчаянно орал Васька Сомов — это был он. — Лида, ты откуда взялась? Что ты тут делаешь?!

Несколько мгновений назад, оглянувшись на ружейный залп, он вдруг увидал вдалеке, на аллейке прилегающего к площади сквера, знакомое платье и развевающиеся на легком ветру волосы — эти развевающиеся волосы он не смог бы спутать ни с какими другими.

Он мчался к Лиде, расталкивая людей, перепрыгивая через газоны, — скорей, скорей, только бы увести ее отсюда подальше!

— Уходи! Уходи, Лида! — кричал Сомов на бегу.

Появление нового действующего лица очень не понравилось Рудольфу.

Он хотел еще немного помучиться в сладостном томлении, подразнить себя видом ни о чем не подозревающей жертвы, однако невесть откуда взявшийся громила запросто мог смешать все карты.

Рудольф прищурил левый глаз и привычно, как и полагается опытному стрелку, мастеру спорта по стрельбе по движущейся мишени, прицелился. Палец вновь любовно погладил спусковой курок и — надавил.

Глухой шум выстрела эхом отозвался в пустых чердачных помещениях, вспугивая крыс.

Девичья фигурка всплеснула руками и опрокинулась навзничь.

— Есть! — радостно вскричал Рудольф и перевел оптический прицел на толпу, сразу потеряв интерес к былой мишени.

— Лида-а-а!! — дико взвыл Васька.

Она упала, когда он был в трех шагах от нее.

Всплеснула руками и повалилась наземь.

Сомов не сразу понял, что произошло. Он схватил ее на руки, прижал к груди.

— Лида… Лидочка! Что с тобой? Врача!!

Игорь затравленно огляделся и увидел направленные в толпу дула ружей и автоматов. Даша не успела вскрикнуть, как он, будто зверь, прыгнул на нее сверху и сбил с ног. Даша упала на асфальт, и тотчас прогремел ружейный залп.

Толпа взревела.

Обезумевшие люди метались по открытому пространству, не зная, где укрыться от пуль.

Приподняв голову, Даша увидела, как осела наземь пожилая женщина, стоявшая неподалеку и приветственно размахивавшая косынкой на каждый новый призыв очередного оратора.

Черная кровь потекла по асфальту.

Все происходило, будто в замедленной киносъемке.

Даша видела бегущую мимо Победу, смешно вытаращившую глаза и беззвучно хлопающую ртом. Видела невысокого мальчишку в ярко-красной рубахе, схватившегося за грудь, а потом, как мешок, рухнувшего наземь. Отовсюду неслись отчаянные вопли. Даша пыталась обнаружить в сутолоке Игоря, но тот словно сквозь землю провалился.

Какой-то мужчина с разбитым лицом, ухватив девушку за руку и пригнувшись, силком поволок ее по асфальту, к выходу с площади.

— Беги! — кричал мужчина, страшно напрягая вены на шее. — Беги же!

Даша не упиралась, она вообще ничего не могла предпринять — ноги словно отказали ей.

Раздался новый залп.

Сухощавое, но при этом тяжелое тело повалилось сверху на девушку, и Даша с ужасом разглядела прямо перед собой искаженное смертной судорогой лисье личико соседки Наташки.

Разъяренный старший лейтенант Школьник наконец-то вырвал из рук Мити автомат и, изо всех сил ударив солдата в голову прикладом, наугад дал очередь в сторону толпы. Митя, уже падая, попытался отвернуть ствол автомата в сторону; очередь пошла вверх.

По кроне зеленого дерева, где на своем наблюдательном посту засел все еще не соображавший, что же произошло, тринадцатилетний мальчишка Виссарион…

Стоны и вопли.

Мелькающие искаженные лица.

Выстрелы.

Кровь.

Митя сидел на земле, обхватив голову руками.

«Весь мир — театр, все люди в нем актеры», — будто заевшая нелепая пластинка, вертелось в его разбитой голове…

Та-та-та-та. И потом еще раз — та-та-та-та-та. Победа заткнула уши, чтобы не слышать этого сухого треска, от которого веяло только что, впервые за все восемнадцать лет увиденной ею смертью. Настоящей смертью — не красивой и благородной, как в кино, а реальной — с всамделишной кровью, страданием и ужасом в уже начинающих затуманиваться глазах…

Она заткнула уши, но это не помогло — автоматные очереди все равно проникали в голову и отдавались в самых дальних уголках мозга.

«Что же это? Что же это такое?» — билось в висках.

То, что творилось вокруг, не поддавалось описанию: огромная толпа людей после первого залпа хлынула прочь, в переулки, где их уже поджидали милицейские автобусы. Тех, кто не удержался на ногах или же был ранен и поэтому упал, скорее всего ждала смерть под ногами обезумевшей толпы. Крики сливались в один кошмарный вой, сквозь который пробивались лишь все те же автоматные очереди…

Люди превратились просто в большое стадо, единственной потребностью которого было спастись, выжить любой Ценой. Лица восставших были исполнены страха — животного, нечеловеческого страха…

Если бы Победа не прижалась к стене, заскочив в небольшую нишу массивного сталинского монолита, стоящего рядом с площадью, неизвестно, удалось бы ей вырваться из этого кошмара. Прямо перед ней, буквально в тридцати сантиметрах от лица, проносилась, сметая все на своем пути, толпа — крупные капли пота на лицах, белые разорванные рубахи, окровавленные руки, испуганные женщины с взлохмаченными волосами…