Олег Слободчиков - Первопроходцы

В середине июня Янский залив очистился от льдов. Возле тундрового берега чернела вода, мелкая рябь волн манила в неведомое. Помолившись Всемилостивейшему Спасу, Пресвятой Богородице, Николе Чудотворцу, святым покровителям, мореходы одарили водяного дедушку топленым жиром, полив его на воду у смоленого борта, выбрали якорь и подняли ровдужный парус. Он наполнился попутным ветром, и судно, чуть кренясь на борт, пошло встреч низкого солнца. Из-за мелей пришлось удалиться ко льдам. Ветер то усиливался, то слабел, полоща оленьими кожами. Коч беспрепятственно обошел Святой Нос. За ним путь на восход был шире и чище. То под парусом, то своей силой на веслах коч полторы недели пробивался сквозь льды. За Долгим мысом в устье Хромы стояло судно. При безветрии ватажные подвели к нему свой коч и встретились с неутомимым и оборотистым гусельниковским приказчиком Михайлой Стахеевым. Его люди возвращались с Индигирки на Лену и ждали попутного ветра. На борту была промысловая ватага, зимовавшая на Колыме.

Федот задержался, расспрашивая о новой реке. Наслушавшись прелестных сказок, его промышленные заторопились. Индигирка уже не привлекала их. Но ветер переменился, Стахеев на прощанье помахал Попову и повел свой коч на закат. Тот же резкий порывистый ветер с запахом талого льда и гниющих водорослей заставил ватагу Федота отстаиваться между Святым Носом и Индигиркой.

— Долго миловал дедушка, но осерчал, — беспечально посмеивался за его спиной племянник Емеля. — Видать, гусельниковские переманили удачу.

Стоять пришлось до середины августа. Люди не голодали, но, теряя надежду добраться до Колымы одним летом, уже помышляли о промыслах на Индигирке, которая, по слухам, была и рыбной, и зверовой. Противный ветер принес с Колымы другой коч, на нем с ясачной колымской и алазейской казной плыли Селиван Харитонов и Гришка Простокваша. Встреча была недолгой. От них Попов узнал, что целовальник Петр Новоселов вмерз в устье Алазеи, но со своими людьми на лыжах добрался до верховий Колымы и построил там укрепленное зимовье.

Коч с казаками, торговыми и промышленными ушел с попутным ветром на закат дня, оставив поповских людей в унынии. Еще в прошлом году о Колыме рассказывали первопроходцы, нынче торговые люди уже налаживали там ежегодные ярмарки. Но прошла неделя, установилось недолгое безветрие, потом нанесенные льды потянуло на восход. Выискивая проходные полыньи, следом за ними двинулся коч Федота Попова и прибыл в устье Стадухинской протоки перед самым ледоставом. Тут усовский приказчик и мореход наконец-то поверил в милость Божью. Он был доволен прожитым летом и еще не знад, что, возле Святого Носа, где так долго стоял, одна буря меняла другую, шторма раскидали по замерзающему морю полдюжины кочей, шедших на Яну и Индигирку. Среди них не раз прощался с жизнью и покаянно молился новый приказный Тимофей Булдаков, посланный с государевой казной и товарами на Колыму.

В Нижнем остроге, у Втора Гаврилова, летовали знакомые янские беглецы, чудом добравшиеся сюда на струге. Герасим Анкудинов с Иваном Барановым и их товарищи били челом государю, чтобы служить здесь в прежних окладах. Ожидая ответа и прощения, иные из них промышляли соболя, Герасим с Иваном, без жалованья, «не в прием», несли охочую службу по колымским острогам. Втор Гаврилов не сильно пытал Федота Попова, почему явился без отпускной грамоты, согласился, что если Бессон Астафьев не привез ее этим летом, то до следующего сюда уже не доберется. Целовальник сверил описи товаров, привезенных Федотом, пересчитал меха, вычел десятину из купленных и отпустил ватагу на все четыре стороны: промышлять, торговать, нести службы. Промысловых мест было много. В верховьях Колымы, выше острожка, поставленного Петром Новоселовым, и вовсе никто не бывал.

— Пантелей Демидыч с вами уходил, — вкрадчиво спросил Федот. — Жив ли?

— Был этим летом! — ответил Втор. — Промышлял своим подъемом с ватагой купца Свешникова. На Троицкой ярмарке взял припас в зиму, после Петровок ушел — он не любит многолюдья.

— Вот бы кого отыскать, — с облегчением вздохнул Федот. — Я ведь давно его знаю.

— Добрый промышленный! — согласился приказный. — Воин искусный. Только лешак! — И пояснил, отвечая на удивленный взгляд Попова: — По нужде пристает к ватагам, а так все один. Прошлым летом в одиночку ходил в верховья Анюя, плутал в горах, отбиваясь от тамошних юкагиров с писаными рожами, привел их за собой: гнались чуть не до зимовья.

— Давно с ним не виделся! — с грустной улыбкой Федот опустил глаза к полу.

— Встретишь, мимо не пройдешь.

Поповская ватага отдохнула, напарилась в бане и соборно решила идти в верховья — строить зимовье, обустраивать станы, сечь кулемники и готовиться к зиме. Здешние промышленные люди хвалились, что по многу добывают доброго головного соболя, но поповские своеуженники, распаленные сказами людей Исайки Мезенца и Пустозера, ходивших к востоку от устья Колымы, уже мечтали о следующем лете.

«Вот оно, долгожданное! — думал Федот. Он был весел и оживлен, радостно глядел на синий венец гор, присыпанных снегом, на желтую листву, густо колыхавшуюся у кромки берега. — Вышли-таки на край изведанной земли, отсюда на восход дольше двух дней никто не ходил».

Ватага приняла в покруту, на свой прокорм, с третьей доли добытого, часть беглых янских казаков. Взял их Федот с умыслом, чтобы иметь при себе служилых людей. Парусом и бечевой ватага потянула коч к Среднему зимовью, где обжился на приказе и прижил сына от якутки здешний первопроходец Мишка Савин-Коновал. Оттуда ватага пошла в верховья. Пока позволяла река, промышленные старались уйти дальше всех.

— Нагляделся на своем веку на сибирские реки, — весело озирался по сторонам Федот, — походил в бечеве. Но такого…

— Залом за заломом, водоворот за водоворотом! — разинув рот, оглядывал плес Емеля. — Без казаков, поди, и не угребли бы!

Ивану Баранову эти места были знакомы, он вел судно, указывая, где тянуть бечевой, где садиться за весла, между делом рассказывал, как ходил с тремя промышленными до гор, но перевалить не хватило сил: места голодные, безлесые, рыбы в ручьях нет, кормиться нечем. Не имея съестного припаса, пришлось вернуться. Расспрашивая юкагиров о Погыче, Баранов слышал, что та река падает на восход, и, чтобы попасть в ее верховья, надо идти с Колымы на полдень. Свешниковское зимовье ватажные увидели с воды. Казак привел сюда поповскую ватагу до ледостава. Бурлаки стали раздувать костры, чтобы обсушиться и погреться, Федот поднялся на яр, где его ждали двое промышленных людей. Поприветствовав их, спросил про Пантелея Пенду:

— Здесь ли?

— Был, но ушел на дальний стан. Кулемы сечет, — небрежно ответил конопатый промышленный в песцовой шапке и душегрее. Нетерпеливо спросил: — Какой товар везете? А то мы купим!