Олег Слободчиков - Первопроходцы

— Не судьба! — с бесноватым блеском в глазах пробормотал Федот Попов. — Знать, на роду нам писано обойти Каменный Нос!

Емеля опасливо уставился на дядьку и пожал плечами: ему место нравилось. Он поежился, сконфуженно кашлянул:

— Если попробовать договориться о торге и мене?..

Дядька его не услышал, соображая о своем, промышленные молчали, беглые думали.

— А что? — Федот вскинул брови и обвел спутников диковатым взглядом.

— Пока ветер пособный, льдов нет, пойдем дальше, вдруг обойдем Каменный Нос.

Удивляя Емелю необычной сговорчивостью, покрученники и беглые казаки покладисто столкнули кочи на воду и отошли от стана на два полета стрелы. Полуголые инородцы в высоких собачьих торбазах высыпали на берег, победно кричали и потрясали луками.

— Куда плывем? — подступились к Федоту ватажные.

— Не ждать же попутного ветра, чтобы вернуться на Анадырь. Куда-нибудь выведет Господь! Найдем безопасный залив, просушим днища, просмолим, наловим рыбки…

Мягкая осенняя оттепель позволяла не спешить с зимовкой, попутный ветер гнал судно вдоль скалистого берега.

Федот разглядывал заливы, и грудь его наполнялась приятным волнением. Емеля бросал на дядьку настороженные взгляды, молча удивляясь свечению его глаз. Стараясь не отдаляться от берега, Попов смело вел кочи на полдень, с восторгом разглядывал снежные вершины остроконечных гор. Одна из них, непомерно высокая, курилась, как в сказках давно упокоившихся баюнов его юности. Суда обошли на веслах каменный мыс и оказались в большом заливе, укрытом от северного ветра. Лес по берегам был невелик и редок: приземистые, скрученные ветрами березы. Федот приткнул нос коча к ровному песчаному берегу, рядом причалил Емеля. Было время отлива: вода отступала, суда обсыхали. Ертаулы спустили лодки, пошли против течения искать сладкую воду. Поблизости оказалось несколько ручьев, рыбы в заливе было много. Забросив невод, мореходы одним уловом обеспечили себя едой на несколько дней, неподалеку от костров добыли медведя. Здешняя земля и вода кормили щедро. Никто не беспокоил пришельцев, хотя следы людей встречались. Ертаулы поднялись на лодках выше по реке и вернулись с радостной вестью.

— Там соболя, что мышей в брошенном зимовье, хоть лес редок! — говорили окружившим их спутникам.

Федот, слушая их, досадливо морщился и поглядывал по сторонам.

— Надежное счастье легко не дается! — с сомнением покачал головой.

Его слова возмутили некоторых промышленных и казаков:

— Не упомнить, сколько раз прощались с жизнью, самого еле отмолили, а ты говоришь…

— Бесовские соблазны приходят через сердце, — обиженно укорил кто-то из анкудиновских беглецов и перекрестился.

Федот смущенно улыбнулся. Найти эти места было непросто, но не для одного удачного промысла столько лет он претерпевал неудачи и тяготы, не для одних дикоживущих вез товар с Руси. Его неуверенно поддержали своеуженники, имевшие свои паи в товаре и снаряжении, а большинство промышленных и беглых казаков желали подняться по реке и готовиться к зимовке.

— И правильно! — согласился Федот. — Зачем толочься на одном месте? Кто желает — устраивайся здесь. Я оставлю вместо себя Емелю и с доброхотами поищу промыслов дальше.

Емеля уставился на дядьку с разинутым ртом, но, полупав рыжими ресницами, согласился, что в два зимовья промышлять сподручней, если, конечно, здешние люди не будут нападать.

— Найдем места богаче — вас переманим, не найдем — вернемся! — весело загалдели своеуженники, оглядывая озадаченных спутников.

— По желанию идти! — выкрикнул Герасим Анкудинов за всех своих беглецов. — Нам за ваш хлеб расплачиваться, и на Колыме всем задолжали.

— Пусть так! — согласился Федот, пристально глядя на казака. — Только старшим будет Емеля. Хлеб-то наш! — напомнил.

Остаться решили два десятка покрученников и беглых казаков во главе с Емелей и Герасимом Анкудиновым. Пять своеуженников и четверо покручеников решили попытать счастья дальше. Под началом Федота они просушили, просмолили днище малого построенного на Колыме коча, с приливом столкнули его на воду и на веслах вышли из залива.

Ветер не менялся, дул с северо-востока. Парус напрягся и повлек судно вдоль скалистого берега. На пути встречались заливы. Спутники советовали войти в них, осмотреться, но Федот упрямо гнал судно к полудню, укрываясь только на ночи. А они становились такими темными, какими на Колыме не бывали среди зимы. Вскоре в виду острова показался долгий и узкий каменистый мыс, за которым виднелось море. Между ним и островом вода бурлила беспорядочными волнами. Коч обошел мыс и круто повернул к полночи-северу. По курсу видна была только вода. Мореходам показалось вдруг, что их кормщик и главный пайщик засветился.

— Обошли Необходимый Нос! Не могло не быть ему конца.

— Дальше-то что? — обступили его спутники. Ветер сносил судно в открытое море.

— Пойдем своей силой в виду берега. А что? Колыма подо льдом, а тут осень!

— Попробуй угреби! — поворчали покрученники, но вынуждены были согласиться, что другого пути нет. Уйти своей силой в обратную сторону было еще трудней.

Промышленные стали выгребать вблизи пологого берега с плешинами низкорослого ивняка, с горной возвышенностью вдали. Темными ночами он едва просматривался, но слышался по шуму наката волн. В сумерках с судна высматривали удобную стоянку и ночевали, выставив караул. Через несколько суток вошли в устье полноводной реки, прикрытое насыпью из окатыша, бросили якорь, как всем казалось, в безопасном месте. И здесь суша вблизи моря оставалась пологой и пустынной, как тундра. Вдали виднелся низкорослый ивняк и топольник. Места, где остались Емеля и Герасим, тоже не походили на промысловые, но соболь был, были лисы, волки, медведи. Пятеро промышленных пошли вверх по реке и к вечеру вернулись радостные — промыслового зверя много. Сторожившие судно наловили рыбы, выпотрошили, распластали и развешали для просушки. На берегу догорал костер, на котором пекли и варили ужин.

На судне были приняты меры предосторожности: двое сидели возле якорного троса, остальные отдыхали. Безлунная ночь была темна, дотлевал погасший костер, при отливной волне резко усилился ветер с суши. Коч стало раскачивать с борта на борт. Караульные, сидевшие у якорного троса, решили разбудить отдыхавших, но когда вернулись к носу судна, обнаружили, что якорный трос уходит в воду отвесно. Тут только они заметили, что мерцавший в ночи костер быстро отдаляется. Усиливающийся ветер уносил коч в открытое море. Якорь болтался в глубине, не доставая дна, борт захлестывало волной, ветер срывал брызги с гребней волн, судно так раскачивало, что могло быть опрокинутым.