Олег Слободчиков - Первопроходцы

Светлячок тлевшего костра вскоре пропал из виду. Промышленные бросились к веслам, выправляя коч на волне, с него сорвало спущенный, но не закрепленный парус, он заполоскал на ветру, сбив с ног Осташку Кудрина. Федот Попов с мокрой бородой стоял у руля и кричал, чтобы принесли огня. Кто-то из его подручных, спрятавшись от ветра в крытом носу судна, высек и раздул огонь, вынес на корму горящий жировик в светильнике. При мечущемся в горшке огоньке несколько голов склонились над компасом. Судно несло на запад. Выгрести к берегу своей силой промышленные не пытались: вытянули и отвязали железный якорь, соорудили плавучий, прикрепили его к якорному тросу. Коч перестало разворачивать и захлестывать. Мореходы стали отчерпывать воду. И носило их так неизвестно где четыре дня сряду, на пятый среди плеска волн послышался скрежещущий гул наката.

— Не знаю, что безопасней, — признался Федот, смахивая с лица соль мокрым рукавом кафтана, — болтаться среди волн или идти к берегу.

— Бочки сухие! — пожаловались спутники. — Глотки тоже. Войти бы в речку да напиться.

— Вошли уже! — огрызнулся Федот. Он все еще сердился на караульных, не уследивших за якорным тросом.

Старые товарищи по многим походам оправдывались и обвиняли его, передовщика, что по приливу не завел коч дальше в реку, где можно было набрать пресной воды. Волнение не утихло и на другой день, но в тумане показался пологий берег с высокими галечниковыми отмелями, по которым гуляли темно-свинцовые волны. Федот всматривался в полосу прибоя и не мог оторвать от румпеля окостеневших скрюченных пальцев.

— Эвон что там? — крикнул Осташка, тыча рукой куда-то в сторону берега, где то взлетал на волнах неуклюжий коч, то проваливался так, что видимым оставался только конец мотавшейся мачты.

— Свои! — сгрудились на одном борту промышленные.

Их тоже заметили, пальнули в небо холостым зарядом. Людям Попова не скоро удалось высечь огонь, запалить отсыревший фитиль, чтобы дать ответный выстрел. Встреченное судно шло в опасной близости берега. Вскоре стало ясно, что коч не из своих, разбросанных бурей, и держится против волны, стараясь устоять против каких-то известных меток.

— Прилива ждут! — догадался Федот и крикнул связчикам: — Выгребай, чтобы не разнесло.

На встречном судне стали указывать в сторону берега, призывая следовать за ними. По понятным только им приметам тамошние мореходы уловили начало прилива и пошли к проходу за высокую отмель, намытую волнами из песка и галечника. Коч Федота направился следом. Оба судна вошли в просторную лагуну, люди увидели устье реки, густой, вечно зеленый лес с желтым крапом осенних лиственниц и берез. Обессилевшие гребцы повисли на веслах, как уснувшие рыбины на снизках. Через некоторое время, подгоняемые приливом, суда счалились. На встреченном коче было десять казаков и промышленных людей. Видно, они долго голодали: у всех огромные запавшие глаза, истончавшие губы.

— Не с того ли света, братцы? — суеверно крестясь, стали спрашивать спасшиеся.

— Тьфу ты! — шепелявя, ругнулся один из десятка с густой проседью в бороде. По виду он был старшим. — Думали, Семейка окладной хлеб послал.

— Какой Семейка? — насторожился Федот, думая о Дежневе.

— Атаман Шелковников с Ахоти! А вы кто?

— Ленские промышленные! — ответили с поповского коча.

— И мы ленские! — прошепелявил все тот же седобородый. — Меня — Лексейку Филиппова с Ермилкой Васильевым, с двадцатью служилыми и промышленными Семейка Шелковников послал к восходу искать новых земель. У нас здесь зимовье, — кивнул в сторону леса. — Думали сходить на восход, посмотреть место для другой зимовки, но запоздали, попали под встречный ветер. Он и пригнал обратно.

— Жив Семейка? — подался вперед Федот Попов.

— Прошлый год летом, когда нас посылал, был жив!

— Вода есть? — нетерпеливо зароптали люди Попова, раздраженные долгим разговором.

— С полбочки, пейте во славу Божью… Вдруг у вас хлеб или какая другая еда? — безнадежно спросили, с тоской оглядывая остатки болтавшейся юколы. Но люди Попова кинулись к бочке, крепко привязанной к основанию мачты и обтянутой кожей.

— Есть! — испив первую пригоршню, с глубоким выдохом ответил Федот.

— Давай! — вскрикнул казак. Лица его спутников повеселели, глаза загорелись.

Подкрепившись мукой, разведенной в воде, люди десятника Филиппова сели за весла. Коч Федота Попова последовал за ними. С приливной волной суда поднялись по речке. Выше устья стояло укрепленное тыном зимовье. Из него выбежали пятеро с ружьями. Двое махали шапками с нагородней. Зимовейщики с Ермилом Васильевым и посланные ими товарищи с Алексеем Филипповым прожили здесь год без хлеба и круп, на рыбе, мясе, древесной заболони, травах и корнях. Филиппов с товарищами возвращался пустым и оголодавшим, мечтая вволю поесть хотя бы сушеной рыбы. Встреча с кочем Попова, припас ржаной муки на нем казались им чудом. Чем больше узнавал Федот от здешних людей о местах, куда был выброшен судьбой, тем печальней становились его глаза, угасая, как светлячок костра, удалявшегося памятной ночью. Отряд Семена Шелковникова переволокся за Великий Камень путем, разведанным Иваном Москвитиным, и добрался до его зимовья на реке Улье. Там жили и собирали ясак оставленные Иваном люди. Позже вышли с Амура остатки отряда письменного головы Василия Пояркова. Поярков оставил семнадцать своих казаков и охочих во главе с Ермилом Васильевым.

Отряд Семена Шелковникова пришел им на смену, соединился с оставшимися там людьми и, бросив старое зимовье, двинулся дальше, на восход, в богатые и густонаселенные места. На многорыбной реке Ахоти, переименованной русскими людьми в Охоту, при непрестанных нападениях тамошних ламутов Семен со своими людьми построил острожек и отправил половину отряда под началом Ермила Васильева и Алексея Филиппова дальше на северо-восток. Так два десятка казаков и промышленных оказались в Тауйской губе, поставили на одной из впадавших в нее речек укрепленное зимовье, подвели под государеву руку ближайшие народы и брали с них ясак.

В зимовье был большой припас красной рыбы, икры и ягод. Люди Ермила радовались, что едят хлеб, люди Попова — что в очередной раз спаслись в бушующем море. В печали был один Федот. Выслушав рассказы шелковниковских и ермиловских казаков, он понял, что жестоко обманут ложными предчувствиями. То, что, скорей всего, он первым из русских людей обошел Необходимый Великий Камень, попав с его полуночной стороны на полуденную, ничуть не радовало. Дальше на закат был разведанный голодный край, потом река Амур, с которой живыми вышла горстка людей из полка Пояркова. Где-то в той стороне находился Китай. По рассказам поярковских казаков, войти в страну через Амур не удалось целым полком. А после всего пережитого ватагой Попова, на путь в обход Великого Камня мог прельстить торговых людей только враг рода человеческого.