Леонид Рахманов - Люди - народ интересный

Да жизнь так сложилась, что не смог он получить полного среднего. А значит, и высшего образования, Что помешало в детстве и в юности? В основном, бедность и безотцовщина. Николай Иванович Рахманов, столяр Шурминского завода на юге Вятской губернии умер, когда моему отцу не было еще десяти лет. Детей у Анны Автономовны Рахмановой было трое, да еще старая «бабенька»(так звал папа бабушку, мать отца, которая в юности была крепостной), поэтому Коле с самых ранних лет пришлось помогать семье: учился и работал. Начальное училище в Шурме, городское училище в Уржуме( где несколькими годами позднее учился Киров)и, наконец, Суводская лесная школа,- везде Николай Рахманов шел первым, был гордостью школы ( у меня сохранились его похвальные листы и аттестаты). А дальше…дальше служба. Из своего мизерного жалования двадцатилетний лесной кондуктор посылал деньги матери, остававшейся в Шурме. И младшей сестре, учившейся в Уржумской гимназии, помогал многодетной старшей сестре, которая была замужем за рабочим, а когда окончательно основался в Котельниче и женился ( что говорить- рановато, но об этом особо), то выписал к себе младшую сестру, чтобы она жила и служила неподалеку ( мать к тому времени уже умерла). Не много ли на себя взял для начала? А что делать, если так надо?

Скоро отец оставил место лесного кондуктора и перешел в земство в должность чертежника, потом- дорожного техника, жалованье стало немного больше, работа разнообразнее. В 1905 году родился сын, Анатолий, в 1907-м умер, в1908 родился второй, и это был уже я. В том же 1908 году семья отправилась в Уфимскую губернию- сманил дорожный инженер Булыгин, живший1 в Котельниче на положении ссыльного, а затем переехавший в Стерлитамак. Родителям там не понравилось, и мы переехали в Котельнич, не помогли остаться и любовь отца к Аксакову, интерес к аксаковским местам, правда Стерлитамак- это еще не совсем аксаковские места- те ближе к Волге.

В Котельниче начались усиленные занятия отца математикой, историей, языками- всем, что было необходимо для получения экстерном аттестата зрелости.

Русским языком, литературой, историей отец занимался под руководством учителя Бурова, с которым я встретился сам уже будучи взрослым: он жил тогда в Горьком, переучившись в сорокалетнем возрасте из педагога в инженера- механика. У меня осталось о нем впечатление как о болезненном, суховатом и даже желчном человеке, но вот, прочитав оставшиеся от отца несколько ученических сочинений(1912-1913 годы)с пометками Бурова и письмо от него к отцу(1930 год) я понял, какую радость испытывал этот суховатый человек, занимаясь с отцом и его друзьями литературой, общественными науками, и с какой болью оставил учительство и занялся техникой(1923год), материальная необеспеченность, веяние эпохи- и прирожденного гуманитария не стало, появился еще один итеер.

Я сказал: занимался с отцом и его друзьями. Да, мой отец вовлек в эту великовозрастную учебу двух- тех своих котельничских приятелей. Как же не помнить, не ценить Бурову своего ученика Н.Н.Рахманова- тридцатилетний мужчина вечерами, ночами трудился над сочинениями: «Личность Бориса Годунова в истории и в художественном изображении А.С.Пушкина.», «Элементы национальности и самобытности в произведениях Пушкина»., «Теория чистого искусства у наших поэтов», «Власть тьмы», «Влияние байронизма на Пушкина и Лермонтова»…

Предо мной копии документов, полученных отцом перед первой мировой войной для сдачи экстерном экзаменов ан аттестат зрелости и поступления в высшую школу. Что толку в том, что по всем предметам у него круглые пятерки! В 1913 году, когда отец ездил в Москву, чтобы окончательно выбрать учебное заведение, у него, как ни странно, было большое желание резко переменить профессию и учиться на врача! Из своих более чем скромных средств он накопил деньжат на учение и на содержание семьи в эти годы; все зря: в1914 году началась война, спутав все его планы.

Разумеется, я тогда не знал этих планов. Помню только, как мы с мамой провожали его и встречали. Гораздо больше запомнилось в предвоенный год другое событие. Я очень любил младшую его сестру,Александру, тетю Санику, как я ее называл, знал, что и папа любит её; знаю ( уже по рассказам мамы), как однажды, еще гимназисткой,- приехав к нам в гости в Котельнич, - она подожгла себе платье от спиртовки (разлился горячий спирт), как, обезумев от страха, выскочила во двор и пламя сразу охватило её всю, и как папа, который по счастью, был дома, выскочил вслед за ней, голыми руками сорвал горящее платье и спас её.

Окончив гимназию, тетя Саника поехала в деревню Криуши., невдалеке от села Сорвижи, верст за восемьдесят от Котельнича; лето иногда проводила у нас или мы ездили к ней. И вдруг, совсем молоденькой, вышла там замуж за Григория Фомича Сысолетина, местного жителя, служившего волостным писарем, молодого, пожалуй, даже красивого. Только со следами оспы на лице. Она написала о замужестве, ( или о твердом решении) неожиданно, не советуясь ранее с братом. Это для него было страшным ударом. Во- первых, обидело, даже оскорбило: все-таки, он был её опекуном, обучил, воспитал её (ни отца, ни матери уже не было в живых). Во- вторых, он считал это чудовищным «мезальянсом»: волостные писари были у него на плохом счету, слыли вольными или невольными помощниками царских властей.

Письмо получили в то время, когда я играл на другом конце нашего большого двора, на галерейке у погреба. Кается, я играл в кинематограф, потому, что помню, развешивал на столбах галерейки цветы тыквы, изображавшие электрические лампы с желтыми абажурчиками в виде рожков. которые я видел в местном кинематографе.

Я был увлечен этой игрой, но издалека слышал доносившийся из дому голос отца-это он бушевал, получив письмо от тети Саники… Я пришел домой, когда главная буря кончилась, оставалась подавленность, мрачность. Конечно, мне ничего тогда не рассказывали, ни во что не посвящали. но постепенно из разговоров домашних я узнал о случившемся.

Не знаю, что папа ответил своей любимой сестре, и когда ответил, сразу или через какое- то время. При всей пугавшей меня в те годы вспыльчивости, он был отходчив, тетю Санику он скоро простил, примирился и с неожиданным зятем, который оказался неплохим человеком, притом очень юным. Григория Фомича вскоре взяли на войну, а появившаяся у тети Саники дочь Миля окончательно примирила папу с этим браком- он очень любил маленьких детей. Прежняя нежность к младшей сестре не только вернулась. но и усилилась:Миля умерла, горе тети Саники и ее тревога за мужа не могли не влиять на папу. Но некоторый холодок к Григорию Фомичу. который в 1917 году вернулся с войны и досада на то, что его сестра- такая красивая, акая способная- поторопилась с замужеством, навсегда остались.