Сергей Григорьев - Берко кантонист

В пятницу, когда Берко вошел в кабинет генерала, тот принюхался и спросил:

— Что это, братец, от тебя, как от мужицкого воза, несет?

— Был в бане, ваше превосходительство.

— Что же, вас там дегтярным мылом моют?

— Точно так, ваше превосходительство. Против заразы.

— Ну-ну! Все-таки это лучше казарменного духа. Садись, посчитаем.

Когда настало время генералу сверять свои вычисления с книгами, он опять выслал Берка в зал.

Попугай встретил Берка веселой болтовней и опять спросил:

— Перцу принес?

— Как же! Вот бери! Это я у Бахмана выпросил. Он про твой обычай знает и справлялся о твоем здоровьи.

— Сократ, мой друг — рекомендую. Кантонисты — мученики, — ответил попугай, нетерпеливо скача по жердочке, пока Берко нашел за обшлагом горошину перца.

— Больше одной перчинки Бахман не велел тебе давать-то!

Берко протянул перчинку на ладони к носу попугая, думая, что он ее склюнет. Попугай взял горошину в пальцы лапкой, поднес к глазам и рассмотрел перчинку со всех сторон, а уж затем ловко раскусил клювом пополам и с аппетитом скушал. Почистив лапками клюв, попугай вздохнул:

— Бедная Россия. Не пора ли рюмочку?

Генерал пригласил Берка заниматься. На этот раз вычисления были удачнее, генерал довольнее; только иногда мешал работать Сократ: он все время громко, кричал в зале, что-то пытался петь, подражал петуху, точильщику и верещал, не умолкая.

Генерал два раза выходил успокаивать своего единственного друга и, возвратясь, сказал:

— Я забыл тебя предупредить — не смей ничего приносить и давать Сократу. Ты ему ничего не давал сегодня?

— Никак нет!

— Никогда не давай! Это очень нежное существо. Боюсь, что придется позвать лекаря. Он что-то не в себе.

Занятия продолжались и с этого дня сделались регулярными, как и беседы с попугаем. Берко, считая, что дегтярный запах нравится генералу, еженедельно в бане просил банного солдата вымазать его дегтем из особой баночки без купороса. Попугаю Берко, несмотря на запрещение генерала, изредка приносил гостинца и заметил, что, получив перчинку, Сократ в радостном волненьи легче запоминает новые слова. Особенно легко давались попугаю слова с буквой «р», которую Сократ произносил, подобно Берку, с грохотом:

— Умри под барабан! Кантонисты — мученики. Бедная Россия!

— Что, что, Сократ? — изумился генерал, когда услышал в первый раз эти новые слова.

Сократ слетел с жердочки, сел генералу на плечо и прокричал ему в ухо:

— Воры! Воры! Воры!

— Кто воры, Сократ?

— Командиры воры! Кантонисты — мученики. Воры! Воры! Посмотри в котел! Боже, царя храни! Падаль жрут, падаль жрут. Посмотри в котел! Жри сам! Жри сам! Не пора ли рюмочку?

Генерал хотел погладить Сократа, но тот не дался, слетел с плеча генерала, уселся на свою жердочку и, распустив хохол, кричал:

— Жри сам!

Генерал дал Сократу леденец; тот не принял и кричал:

— Жри сам! Воры, воры! Посмотри в котел! Не пора ли рюмочку?

Рассерженный генерал открыл в кабинете стенной шкапчик, где стояло несколько графинчиков и стаканчик.

Генерал налил из зеленой, в виде медвежонка, бутылки темной настойки, выпил, крякнул, расправил плечи и попробовал голос:

Генерал крякнул, налил еще стаканчик, выпил — и еще.

Посмотрев на часы, генерал сообразил, что в батальоне сейчас кончают обед за вторым столом.

— Одеваться! — громко крикнул генерал. — Живо! Заложить коляску!

На этот раз появление бригадного генерала в столовой батальона было совершенно внезапным. Дежурный по столовой был Одинцов — больше из офицеров в столовой никого не было. Сейчас же побежали за батальонным. Генерал весело и звучно поздоровался с командой. Одинцов отрапортовал. Генерал тотчас прошел в кухню и спросил рапортичку.

В ней значилось:

«Первое: габер-суп с говядиной;

второе: каша с подсолнушным м.»

Котлы были уже закрыты крышками. Генерал поводил носом: пахло квашеной капустой.

Прибежал, на ходу подтягивая амуницию, при шпаге и шарфе батальонный командир, но в будничной каске, вместо шляпы — в чем его застало известие о приезде генерала. В этот визит у бригадного был крепкий голос, и взгляд его не витал под потолком, а был угрюмо устремлен, в пол — генерал смотрел быком.

— Чем на сей раз пахнет здесь у вас, полковник? Опять помойной ямой?

— Никак нет, генерал, ямы очищены.

— Потрудитесь открыть котлы!

Генерал, поддерживаемый Одинцовым и Онучею, кряхтя, взобрался на котельную обмуровку, где стояли кашевары с черпаками у ноги.

— Это вы называете «габер-суп с говядиной»? — вскричал генерал. — Дайте сюда вашу шпагу, полковник!

Батальонный, полагая, что генерал хочет его арестовать, стал отстегивать шпагу от портупеи с ножнами.

— Выньте шпагу!

Приняв из рук полковника шпагу, генерал пошарил ею в котле; там был остаток пустых щей, все из той же еще прошлогодней капусты, которую скармливали кантонистам после щового бунта помаленьку, изредка.

— Это габер-суп?! — кричал генерал, болтая шпагой в котле. — Где говядина?

Батальонный оправился от первого смущения и ответил:

— Говядину, генерал, съели кантонисты.

— Ага! Вы опять хотите меня взять на понт! Хорошо-с! Нет, вы меня не проведете!

Генерал ударом шпаги сбил с полковника каску.

Когда каску поднял фельдфебель, генерал вызвал ее из его руки, швырнул в котел и, тяжко дыша, принялся мешать каску во щах шпагой:

— Вот так, вот так! В вашей каске, полковник, довольно жиру, от нее будет прекрасный навар!

Помешав суп шпагой, генерал приказал кашевару:

— Налей полковнику щей в чашку!

Кашевар зачерпнул огромной ложкой на саженном черпаке щей из котла и по-дурацки спросил:

— С говядиной прикажете, ваше превосходительство?

— С говядиной, с говядиной!

Кашевар подцепил из котла в ложку каску батальонного командира и выложил в другую чашку.

— Жри сам! — крикнул генерал.

— Помилуйте, генерал!

— Для вас нет милости! Вас следует, полковник, разжаловать в солдаты. Выбирайте любое: или габер-суп или солдатскую шинель.

— Виноват, генерал!

— Хорошо-с! Дайте полковнику ложку.

Полковнику подали ложку, и он принялся хлебать суп; чашку перед ним держал Онуча, стоя навытяжку. У фельдфебеля было каменное лицо. Батальонный морщился и давился: порция была чрезмерно велика. Но генерал настойчиво угощал полковника:

— Кушайте во здравие!

Когда полковник кончил суп, генерал простился и вышел из кухни прямо во двор, минуя столовую, и тотчас уехал.