Бенито Гальдос - Кадис

– Сеньора донья Мария, – проговорил дон Пако, – разрешите мне сказать слово, ваша милость; в глубине своего сердца донья Инесита смиренно кается, что огорчила вас. Не так ли, донья Инесита? Право, сеньора донья Мария, соблаговолите даровать ей прощение – и делу конец.

– Не вмешивайтесь, когда вас не спрашивают, дон Пако, – отрезала графиня. – А ты, Инес, знай, что получишь прощение, если все на этом закончится. Обещаю больше не говорить о случившемся. Все знают, как я милостива, моя терпимость граничит порой со слабостью. Немедленно закройте окно, мы займемся рукоделием и молитвами… Итак, повторяю, Инес, будь спокойна. Ежели это больше не повторится…

В ответ послышались голоса девушек, в которых можно было почувствовать некоторое успокоение, если не радость. Буря миновала.

– Бежим, – шепнул мне дон Диего, – не ровен час, матушка пройдет через эту комнату, и тогда нам крышка.

Мы вышли.

– Ну, как тебе все это нравится?

– Низость, коварство, невиданная подлость! – выпалил я, не в силах долее сдерживать обуревавший меня гнев.

– Какова Инесита? Ну и птичка, я тебе доложу…

– Проклятый англичанин, принесла же его нелегкая к нам из Великобритании! Более отвратительного и гнусного существа еще не было на земле. Я его презираю, ненавижу, я без сожаления убил бы его и выпил бы всю его кровь до капли. Прощай, я пошел.

– Ты уходишь?

– Не желаю долее оставаться в этом доме.

– Послушай, не дури. Ведь я привел тебя сюда как моего свидетеля и защитника. Разве ты не понимаешь, расправившись с девочками, матушка примется за меня и даст мне жару за вчерашний побег из дому. Ты уже все позабыл, несчастный ветреник, а ведь ты обещал мне засвидетельствовать, что вчера я созерцал, как работает водокачка.

– Не желаю разыгрывать комедию и лжесвидетельствовать, да и с доньей Марией не хочу встречаться… Прощай.

– Жестокий человек, постой! Вот идет матушка.

И в самом деле в коридоре нас настигла графиня; выказав удивление – и не слишком радостное – по поводу моего присутствия в ее доме, она пригласила меня войти в гостиную.

– Ты был здесь? – спросила она сына.

– Да, сеньора, мы с Габриэлем занимались в моей комнате математикой. Габриэль объяснял мне, как по новому методу найти пятую часть от целого. Вчера, когда мы с ним встретились у водокачки, я держал пари, что это невозможно, вот он и пришел сегодня доказать, что я не прав.

– Так вы оба были вчера на водокачке?

– Да, сеньора, мы качали воду… то есть, я хочу сказать, смотрели…

– Это безобидное занятие…

– Да, сеньора, и весьма поучительное.

– Словом, вполне подходящее для добропорядочных юношей, – сказала донья Мария. – Хотя я слышала, что у водокачки собирается немало особ дурного поведения.

– Что вы, сеньора! Только каноники, офицеры чином от полковника и выше, пожилые дамы, монахи…

– Мой сын склонен к рассеянной жизни, вот почему я опасаюсь… Вскоре он будет совершенно свободен в своих поступках, ибо матери не следует вмешиваться в жизнь своего женатого сына, особенно если он занимает известное положение.

– Совершенно верно. А когда дон Диего женится?

– День свадьбы еще не назначен, – решительно ответила донья Мария.

– Если хотите знать, сеньор дон Диего, – сказал я, обращаясь к своему приятелю, – вы берете в жены самую красивую девушку Кадиса.

– В самом деле, – подтвердила графиня, – мой сын может быть вполне доволен своим выбором, вернее сказать, нашим выбором, – ведь мы приложили все силы к тому, чтобы у Инес не было никаких недостатков. При ее тонком уме и приятном обхождении она составит одно из лучших украшений двора. Юная наследница майората, которой предстоит соединить свою судьбу с человеком, равным ей по положению, должна чувствовать и вести себя непринужденно в свете. Было бы поистине смешно держать ее взаперти. Ничто так не вредит величию и блеску знатного рода, как робость и застенчивость его представительницы при дворе, какой-нибудь нескладной девицы, которая боится людей и не умеет сказать ничего, кроме «добрый день» и «покойной ночи».

– Ну а мне вовсе не нравится глядеть, как моя невеста льнет к лорду Грею в гостиной! – с досадой воскликнул дон Диего.

Донья Мария вспыхнула.

– Этот юноша, – сказал я, – не в состоянии понять высокие принципы старинного воспитания. Право, можно подумать, что его будущая супруга готовится стать монашкой. Конечно, молодой особе, которой суждено вступить в монастырь или остаться в девицах, весьма пристало сидеть, опустив очи долу, но та, которой предстоит выйти замуж и занять высокое положение в свете… Друг мой, вы просто безумец. Сеньора, ваш сын упрям и подозрителен. Пари держу, что по этим и прочим нелепым соображениям он почти готов отказаться от женитьбы.

– Что вы! – воскликнула донья Мария. – Мой сын не способен совершить подобную глупость.

– Способен, сеньора, вполне способен, – ответил дон Диего, не в силах совладать с обуявшей его ревностью.

– Диего, сын мой!

– Да, сеньора, Габриэль угадал: я не желаю жениться, по крайней мере, до тех пор, пока не получу доказательств…

– В жизни не видел подобного упрямца, – сказал я. – Только из-за того, что лорд Грей благодаря своей приятной внешности, тонким манерам и прочим достоинствам добился…

– Мой сын не нанесет мне такого удара.

В присутствии постороннего человека графиня сдерживала гнев, кипевший в ее груди, хотя упрямство сына всерьез грозило разрушить ее планы. Понимая, что клокочущая лава неминуемо извергнется из вулкана и в любую минуту тяжелая материнская длань может опуститься на непокорного, я счел за благо ретироваться.

– Вы уходите? – спросила она меня. – Конечно, ни один разумный человек не вынесет всех нелепых выходок и причуд этого взбалмошного юнца.

– Сеньора, – возразил я, – дон Диего – покорный сын, он поступит так, как велит ему мать. Припадаю к вашим стопам.

Дон Диего попытался было улизнуть из дому вместе со мной, но раздраженная графиня удержала его:

– Кабальеро, нам надо поговорить.

Я жаждал бежать прочь из этого дома.

Очутившись на улице, я глянул на решетки и убедился, что они закрыты. Мучительно переживая вновь и вновь все увиденное и услышанное, я упивался самыми сумасбродными планами жестокой мести и наконец сказал себе: «Решено. Я убью проклятого англичанина».

Сколько раз в моей жизни, исполненной невзгод и потрясений, я падал и поднимался, снова падал и снова вставал на ноги. Порой казалось, что, истощив силы в борьбе с бушующими волнами невзгод, среди которых протекало мое детство, я неотвратимо шел ко дну без надежды на спасение, как вдруг, подхваченный неведомой силой, вновь выплывал на поверхность. Я боролся, страдал и, любя жизнь, желал смерти. Меня беспощадно кидало из стороны в сторону, но, падая, поднимаясь, преодолевая беды, живя и умирая, я неизменно видел перед собою сияние далекой звезды, залог божественной, небесной милости, освещающей наш жизненный путь. Но вот внезапно свет погас. Тщетно я озирался по сторонам, кругом царил мрак. То, что было в моих глазах совершенством, перестало им быть; то, что я считал своим, больше не принадлежало мне.