Бенито Гальдос - Кадис

– Уйдем, не будем лишними свидетелями ее позора, – сказал Вальенте.

– Нет, пусть все останутся на месте.

– Сеньор дон Франсиско, – сказала донья Мария, обращаясь к учителю, – приведите Асунсьон.

Учитель вышел, сотрясая воздух глубокими вздохами. Вскоре до нас донеслись крики Асунсьон:

– Убейте меня, убейте! Я не хочу, чтобы матушка меня видела.

Дон Диего и старый учитель почти на руках внесли несчастную девушку в гостиную. На пороге она упала ниц, пряди волос в беспорядке покрывали ее лицо. Со словами ласки и утешения мы поспешили к ней и подняли ее с пола, но она, не переставая, кричала:

– Убейте меня, убейте! Я не хочу жить.

– Сеньора донья Мария простит вас, – твердили мы.

– Нет, матушка не простит меня. Я навеки погибла.

Как ни крепилась донья Мария, сердце ее дрогнуло перед столь печальным зрелищем. Казалось, чувство материнской любви одержало верх над суровостью, но она тут же справилась с овладевшей ею на миг слабостью и решительно воскликнула:

– Я велела привести ее сюда?! Минутное заблуждение… Я не желаю ее видеть, она мне не дочь. Пусть идет туда, откуда явилась. Моя дочь умерла.

– Сеньора, – простонал дон Пако, бросаясь на колени, – если вы не позволите донье Асунсьонсите остаться дома, вы погубите свою душу. Ну что особенного она сделала? Вышла погулять. Ведь правда, дорогая девочка?

– Нет, матушка никогда не простит! – в отчаянии закричала девушка. – Уведите меня прочь отсюда. Я не достойна быть в этом доме… Матушка меня не прощает. Лучше убейте меня сразу.

– Успокойся, дитя мое, – сказала маркиза де Лейва. – Ты совершила тяжкий грех, но если тебе не удастся вернуть любовь матери и уважение друзей, я все же не покину тебя в горе. Встань. Где лорд Грей?

– Не знаю.

– Он пришел за тобой с твоего согласия?

Несчастная закрыла лицо руками.

– Отвечай, дитя мое, мне надо знать правду, – сказала маркиза. – Возможно, прегрешение твое не так тяжко, как показалось сразу. Ты по доброй воле ушла с ним?

О присутствии доньи Марии говорило одно только дыхание, с глухим шумом вырывавшееся из ее стесненной груди. Наконец мы отчетливо разобрали слова, которые она произнесла со стоном раненой львицы:

– Да… по доброй воле… по доброй воле.

– Лорд Грей, – поспешно добавила Асунсьон, – поклялся, что завтра же примет католичество.

– И женится на тебе, бедняжка! – милосердно подсказала маркиза.

– Старая, обычная история, – шепнул мне на ухо Каломарде.

– Сеньоры, – сказал Вильявисенсио, – уйдем. Наше присутствие лишь усугубляет горе несчастной девушки.

– Повторяю, все должны оставаться на местах, – проговорила графиня де Румблар замогильным голосом. – Я желаю, чтобы вы видели, как хоронят честь моего дома. Асунсьон, простить я не могу, но если ты хочешь, чтобы я терпела твое присутствие, признайся до конца во всем.

– Он обещал мне принять католичество… сказал, что навсегда уедет из Кадиса, если не… Я поверила…

– Довольно! – решительно произнес Вильявисенсио. – Пусть бедному ребенку дадут покой и отдых.

– Но этот низкий человек покинул ее!

– Он выгнал ее из дому! – подхватил дон Пако.

В гостиной раздались крики негодования.

– Сегодня утром, – продолжала Асунсьон, с трудом переводя дыхание, – лорд Грей ушел и оставил меня в доме одну. Я вся дрожала от страха. Внезапно в дом ворвались женщины… ах, такие, такие страшные!.. Они набросились на меня с кулаками и неистовыми воплями, рвали на мне платье, бросали в лицо отвратительные слова… Потом уселись за стол, который для них накрыл слуга милорда, и принялись пить, есть, спорить между собой, кого из них он больше любит… Тогда я поняла, в какую пропасть я скатилась. Лорд Грей вернулся… Я назвала его поведение низким…

Он молчал… Потом схватил туфлю и стал бить по лицу этих низких женщин… Он старался всячески угодить мне. Сказал, что увезет меня с собой на Мальту. Я отказалась ехать и горько расплакалась, взывая к Иисусу Христу… Женщины появились снова, их сопровождали какие-то грубияны, один из них оскорбил меня. Лорд Грей стулом разбил ему голову… Брызнула кровь… Боже мой, это было ужасно!

Голос девушки то и дело прерывался; сделав над собой нечеловеческое усилие, она продолжала:

– Потом лорд Грей сказал, что не может принять католичество и будет рад, если я поступлю в монастырь, чтобы похитить меня оттуда. Он уже собирался снова выйти из дому, когда слуга доложил, что его желает видеть сеньора… Тут вошла очень важная сеньора и назвала его неблагодарным… А надо мной она стала издеваться… Боже, какой ужасный день… Сеньора сказала, что я известна как самая набожная и благочестивая девушка в Кадисе, и просила меня не забыть лорда Грея в моих молитвах… Я горела от стыда… искала нож, чтобы покончить с собой… Потом…

Мы были тронуты и потрясены трагическим рассказом несчастной девушки, не заслужившей столь тяжкой участи.

– Потом… вошли несколько мужчин, такие странные! Они были одеты в наряд крестоносцев, как дон Педро дель Конгосто, и пришли напомнить лорду Грею, что ему предстоит дуэль… Потом… милорд снова стал просить меня поехать с ним на Мальту… Я молила его лишь об одной милости – убить меня… Он расхохотался, схватил нож и сделал вид, будто в самом деле хочет меня зарезать… В ужасе я вырвалась от него… Я бежала с криком по всему дому и слышала, как он смеялся. Вдруг ко мне подошел слуга и сказал: «Милорд велел мне проводить вас домой». А когда мы вышли из дома, слуга остановился у порога и сказал: «Что-то неохота идти так далеко, ступайте одна» – и хлопнул дверью… Я сделала несколько шагов. И вдруг на меня набросилась какая-то женщина и стала бить, упрекая, будто я отняла у нее любовь лорда Грея. А я, полуживая, была не в силах защищаться… Наконец мне удалось вырваться из ее рук. Потом я заблудилась на незнакомых улицах, все искала набережную, чтобы броситься в море; блуждая, я снова очутилась близ дома лорда Грея… Тут меня нашли дон Пако и мой брат… Я ни за что не хотела идти домой, но они против моей воли привели меня туда, откуда я преступно бежала и куда вернулась, расплатившись за свое преступление… Все кары чистилища и ада ничто в сравнении с пережитым… Но и после всех перенесенных бед я не стою прощения. Тяжек мой грех… Я заслужила смерти и молю Бога ниспослать мне ее немедля, чтобы ни одного дня больше не жить опозоренной и обесчещенной… Сеньора матушка, прощайте! Прощай, дорогая сестра! Я не хочу жить!

Она умолкла и, потеряв сознание, упала на пол. Взволнованные, подавленные, мы устремили взгляд на донью Марию, а та, наклонившись вперед в своем кресле, подперев щеку рукой, сидела молча и мрачно, похожая на Сивиллу Микеланджело, потом, не выдержав, – ведь даже горы содрогаются под ударами молнии, – разразилась безудержными слезами. Ее лицо пылало огнем, слезы текли из глаз, как расплавленный металл.