Фока Бурлачук - Черниговского полка поручик

До самого утра Шервуд больше не сомкнул глаз. Он уже видел себя то во главе полка, то в числе царской свиты. Представлял, как удивится и обрадуется император. Ему казалось, что он уже слышит его голос. «Вы, Иван Васильевич, спасли Россию. Не только я, но и потомки будут чтить вас».

Шервуду явно везло. На второй день, когда гости разъехались, к Давыдову из Белой Церкви приехал поручик Федор Вадковский. Он был в родственных связях с Давыдовым. Шервуд решил поставить «капкан» на Вадковского. И не ошибся. Вечером, сам того не подозревая, гость уже сидел в капкане Шервуда.

А дело было так. Во время обеда Шервуд познакомился с Вадковским. Договорились вместе ужинать. Вечером Давыдов, сославшись на недомогание, рано ушел отдыхать. Шервуд и поручик ужинали вдвоем. После выпитого вина разговор оживился. Вадковскому понравился унтер-офицер, который смело высказывался против существующего режима. Потом еще долго гуляли по парку, а в конце Шервуд пригласил к себе во флигель на чашку кофе, там он ему сказал, что знает о существовании тайного общества, куда и сам имеет желание вступить. Вадковский давно уже состоял в обществе, он располагал правом приема новых членов. В тот вечер он и принял Шервуда. Капкан замкнулся. Несколько месяцев спустя слишком доверчивый Вадковский послал через Шервуда донесение Пестелю. В письме были и такие строки: «Я встретился с человеком, которого и вам посылаю… Я его принял и, хотя это принятие немного поспешно, но оно самое лучшее и удачное из всех, когда либо мною сделанных… Он олицетворение чести… вы можете быть с ним так же откровенны, как были бы со мной».

Но Пестель, прочитав записку, почувствовал к Шервуду недоверие, холодно принял его и ни в какие разговоры с ним не вступал. Более того, когда Шервуд пытался спровоцировать его на откровенность, Пестель резко осадил его.

Однажды летом, когда солнце было в зените, к воротам штаба Черниговского полка подошел пожилой босоногий мужик в старом, потускневшем от времени соломенном брыле. В руках у него был неизвестно для чего обрывок кнута.

Стянув с головы брыль, мужик поклонился прохаживающемуся возле ворот дежурному офицеру и, выдавив из глаз слезу, спросил:

— Господин офицер, не скажете ли, как увидеть полкового начальника? У меня надобность до него.

— Какая? Вы можете объявить ее через меня.

— Мне надобно говорить с их превосходительством.

Было доложено Гебелю. Мужика проводили к нему.

Увидев полковника, мужик опустился на колени, но Гебель резко взмахнул рукой, велел подняться.

— Ваше превосходительство, солдаты ограбили меня. Встретили на дороге и начисто ограбили. Вот кнутом защищался, но не сладил. Повалили и ограбили, супостаты, — повторял мужик, время от времени поглядывая на свои босые грязные ноги.

— Ограбили, говоришь? А что они у тебя взяли? — брезгливо спросил Гебель.

— Деньги. Все до копейки, окаянные.

— Сколько было?

— Кого? Солдат?

— Денег, спрашиваю, сколько было, — рассердился Гебель.

Мужик замялся, думая, что сказать. Решил для важности увеличить сумму, авось искать виновных сильнее станут.

— Все забрали, ваше высокоблагородие.

— Да сколько же всех-то было, я тебя спрашиваю, глупец?

— Десять рублей серебром, ваше высокоблагородие.

Гебель звенел шпорами, сердито прохаживался по кабинету. А полчаса спустя на строевом плацу фельдфебель, выполняя приказ командира полка «построить всех до единого», выравнивал роты полка. Гебель, направляясь к строю, велел позвать мужика, одиноко стоявшего у забора.

— Ну, гляди! — сказал он ему.

Мужик, не расставаясь с кнутом, сутулясь, медленно шел вдоль строя, приглядывался к солдатам.

Своих обидчиков он опознал без особого труда. Вначале ткнул пальцем на высокого усатого Никиту Чмыря, стоявшего во второй шеренге, а через несколько минут указал на Ивана Завирюху.

Солдат вывели из строя. Гебель сурово спросил:

— Сколько денег отняли?

— Два рубля, — выпалили солдаты.

Гебель повернулся и вопросительно посмотрел на мужика. Тот под взглядом полковника чуть оробел, спохватился:

— Точно, два, ваше высокоблагородие! Сейчас я уже вспомнил, — нисколько не смущаясь, подтвердил крестьянин.

— А раньше говорил «десять». Так сколько же?. — повысил голос Гебель.

— Точно два, ваше… вы… вы… превосходительство. Это я обмишурился маленько.

— Обмишурился, обмишурился! — зло повторил Гебель и приказал обыскать виновных.

Солдат быстро обыскали. У них был найден только один рубль, который тут же возвратили мужику.

Мужик пересчитал деньги, положил их в карман, спросил, когда прийти за остальными. Ему велели убираться вон. Крестьянин бросил на дорогу обрывок кнута, поплелся к выходу. А виновников препроводили на гауптвахту.

Ивана Завирюху давно знал Муравьев-Апостол, не раз восхищался умелыми руками старого солдата. Никто во всем полку не умел так быстро и хорошо отремонтировать повозку, как Завирюха. На войне отличился храбростью. За шестнадцать лет службы оступился впервые и, видимо, в душе раскаивался за случившееся, но кому поведает о том бывалый солдат? Он знал, что самое страшное и позорное впереди: будет порка. Так и было.

Согласно сентенции командующего Первой армией, полученной месяц спустя, обоим солдатам предписывалась порка кнутом. Об этом решении раньше других узнал подполковник Муравьев-Апостол, и тогда он пригласил к себе Сухинова.

— Иван Иванович, сделайте любезность, найдите палача и договоритесь с ним, чтобы он пощадил солдат. Они уже давно раскаялись… Вот деньги, — сказал Муравьев-Апостол и протянул Сухинову пачку ассигнаций.

— Мне известно, что вы уже поступали подобным образом…

— А что поделаешь? Жалко бедняжек: люди же.

Когда об этом рассказали Пестелю, он улыбнулся:

— Узнаю Сергея Ивановича. Его почерк.

Естественно, о действиях Муравьева-Апостола стало известно всем солдатам полка. Не случайно уже после раскрытия заговора следственные органы задавали многим черниговцам один и тот же вопрос. «Чем взял Муравьев-Апостол целый полк?» И все ответили: «Добротой».

…Маневры войск третьего корпуса закончились в пятницу. Присутствующий на маневрах император Александр I почувствовал недомогание и всю субботу отдыхал в поместье графини Браницкой.

Командир корпуса генерал Рот в тот день все время находился в поле. На окраине Белой Церкви он проверял готовность к предстоящим состязаниям, на которых в воскресенье должен присутствовать сам император. Тренировка прошла успешно, и генерал Рот довольно подкручивал усы.

В воскресенье с утра моросил мелкий дождик, и лейб-медик Вилье, неотлучно находящийся возле императора, то и дело поглядывал в окно, думая, что, если погода не наладится, он порекомендует царю не выезжать из дома. Но вскоре солнце разогнало тучи, и день выдался на славу теплый, хотя шла вторая половина сентября.