Фока Бурлачук - Черниговского полка поручик

Николай на миг растерялся, густо покраснел, но тут же поднялся от стола, направился к выходу, следом за ним спешил генерал. Вскочили остальные офицеры, хотя большинство из них еще не знало, что произошло. Но вскоре кто-то, указывая на воробья, распорядился:

— Ловите его, мерзавца!

— Убить, убить! — звучало требование прислуги. Но виновник словно в насмешку чирикнул и незаметно исчез.

По праву личного знакомства с великим князем на обеде присутствовал подполковник Сергей Муравьев-Апостол. Он и рассказал Сухинову о воробьином подарке Николаю, в конце добавил:

— Не помню, рассказывал ли я вам или нет, что мой отец некоторое время был воспитателем великих князей Александра и Константина; бабушка их, Екатерина II, пригласила отца на это дело.

— Значит, ваш папенька частично виноват, что у его воспитанников дурной нрав, — шутя сказал Сухинов. — А почему же он воспитывал только двоих, а не троих?

— Николай был тогда еще совсем маленьким и имел отдельного воспитателя…

Во второй половине дня начался смотр. На правом фланге стоял гвардейский полк, в котором служил капитан Норов, высокий, красивый и подтянутый офицер с черными задумчивыми глазами. Великий князь уже успел сделать много замечаний, но вот он приблизился к Норову и ему показалось, а может, так и было, что капитан вместо того, чтобы «есть» глазами начальство, смотрит на него с презрительным любопытством. Николай остановился. За его спиной застыли в почтительных позах сопровождающие. Несколько раз сверху вниз и снизу вверх Николай смерил фигуру капитана. От его бдительных глаз не ускользнуло то, что пространство между носками сапог капитана на несколько сантиметров больше, чем предусмотрено наставлением.

Великий князь поднял ногу и с силой ударил сапогом по носкам сапог капитана, злобно проговорив:

— Стоишь, как чучело в огороде!

Норов еле удержался. Гневом загорелось его лицо, но он с достоинством ответил:

— Я не чучело, ваша светлость, а капитан. Вы меня оскорбили, и я требую от вас извинения.

— Ха, ха. Вот тебе мое извинение, — сказал Николай и, плюнув в сторону Норова, шагнул вперед.

— Ваша светлость, вы оскорбили мою честь. Сегодня же извольте приготовить секунданта, — отчетливо сказал Норов, но великий князь оставил его слова без внимания, повернулся к командиру дивизии, приказал:

— Арестовать!

Капитана Норова увели на гауптвахту. Он подал рапорт об отставке. В знак солидарности с ним это сделали и другие офицеры полка, но все потом закончилось тем, что, продержав Норова под арестом шесть месяцев, его отчислили из гвардии.

Сухинов знал капитана Норова еще по войне с Наполеоном, он с болью в сердце воспринял произвол великого князя.

Вечером прибежал к Сергею Муравьеву-Апостолу и в порыве гнева заявил:

— Сергей Иванович, я решил сегодня ночью освободить Норова из-под ареста, а мерзавца Николая убить!

— Иван Иванович, я вас не понимаю. Успокойтесь. Кому нужен ваш безрассудный шаг? Погубите напрасно себя, и только.

— Зато будет наука другим…

— Этой наукой, мил человек, никто не воспользуется. Есть другие пути…

В тот вечер они проговорили допоздна. Сергей Иванович вспомнил и рассказал Сухинову, как и за что его самого отчислили из гвардии. Как смело и организованно действовали солдаты Семеновского полка и как потом поплатились за это.

— В одиночку, мил человек, ничего не сделаешь, — грустно закончил Муравьев-Апостол.

Один из главных сыщиков Аракчеева, сорокалетний мужик Калмыков Афанасий, худой и длинный, с вдавленным подбородком, задолго до рассвета приехав на Литейную улицу и отпустив извозчика, направился к дому Аракчеева. Увидев огни в окнах кабинета графа, постучался. Двери были на засове, и их долго никто не открывал. А когда они распахнулись, перед Калмыковым встал рослый солдат с ружьем в руке.

— Что тебе? — небрежно спросил солдат.

— У меня неотложное дело к их высокопревосходительству генералу Аракчееву.

— Почто такую рань? — недовольно сказал солдат и дернул за шнур, что свисал на стене.

Спустя несколько минут, появился офицер с заспанным лицом — младший адъютант Аракчеева. Выслушав просьбу Калмыкова, сухо ответил:

— Приказано нонче никого не принимать, да еще в такое время, когда они еще опочивают.

— Нет, нет, господин офицер, в окнах их кабинета горят огни. Я прошу доложить, что прибыл Орел.

Калмыков тайно носил эту кличку, она служила ему паролем, который знал только Аракчеев.

Офицер немного подумал, но тут же круто повернулся и, позванивая шпорами, направился на второй этаж. Там через дверную щель увидел лучик света, тихонько постучал, прислушался, ответа не было. Второй раз постучал чуть сильнее и тут же услышал знакомый голос: «Войдите».

Аракчеев в зеленом атласном халате сидел возле письменного стола, просматривал какие-то бумаги. Он поднялся от стола, протянул рукою по своему ежику и в расстегнутом халате предстал перед адъютантом. Офицер только сейчас разглядел своего господина: жилистый, сутуловатый, толстая, продолговатая, словно конская, голова сидела на длинной худой шее.

— К вам просится какой-то гражданин Орел, — доложил.

Услышав знакомую кличку, Аракчеев как-то судорожно и грозно поморщился. Он знал, что Орел мог явиться к нему только с особо важным делом. «Не заговор ли какой обнаружил, а может, деньги еще потребовались», — пронеслось в голове графа.

— Проводи, — буркнул Аракчеев и сам ушел переодеваться.

Адъютант спустился к входным дверям и в присутствии караульного солдата бесцеремонно обшарил посетителя: нет ли при нем какого-либо оружия. Так было заведено с тех пор, как однажды крестьянин, прибывший с прошением к графу, бросился на него с ножом и только случайно не убил его.

Сейчас, кроме бумаг, при посетителе ничего не было обнаружено, и адъютант предложил ему следовать за ним.

Аракчеев, встретив сыщика с ледяной вежливостью, спросил:

— Что там у тебя?

Тот, ничего не говоря, сунул руку в боковой карман серого френча, извлек оттуда бумагу, но Аракчеев бумагу не взял, зло сказал:

— Что суешь. Сказывай, что тама…

— Здеся всего столько, что враз не скажешь, позвольте прочесть. Мои люди ночью перехватили у приезжих из Малороссии.

— Читай…

Сыщик успел только прочитать слова «великий государь», как Аракчеев остановил его:

— Постой, коль письмо написано самому государю, тебе негоже читать, дай-ка сюда…

Взяв бумагу, Аракчеев присел к столу, прочел:

«Великий Государь!

Скоро год, как нас, крестьян села Червона Каменка, записали в эскадрон и село стало военным поселением. На всех мужиков и мальчиков, коим исполнилось семь годков, надели военные мундиры, и с энтих пор нет для нас жизни, а есть сущий ад. Прибавь нам, Государь, подать, требуй из каждого дома по сыну на службу, отбери у нас все, выведи нас в степь, мы охотно согласимся на это, у нас есть руки, мы и там примемся работать, и там будем жить, но не тронь нашей одежды, не тронь обычаев отцов и дедов наших, не мучь нас муштрою, не дай нас в руки Аракчееву…»