Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Последний рубеж

– Но оказалось, что инженеры Филиппа перестарались, подрывая стены замка, и одна из них обрушилась в облаке пыли прямо в разгар переговоров. – Джон ухмыльнулся своим воспоминаниям. – Ричард тут же понял, что случилось, и, пообещав, что «сегодня некоторые седла опустеют», отдал приказ атаковать. Но Филипп уже сбежал. Для него в порядке вещей уклоняться от последствий предпринятых им действий.

Алиенора ничего не сказала, но Джон подметил элегантный изгиб брови.

– Да, полагаю, то же можно сказать и обо мне, – признал он, обезоруживающе улыбаясь. – Конечно, так было, пока я не раскаялся в своем греховном прошлом.

– Конечно, – сухо огласилась она. – Так что случилось дальше?

– Филипп смог перебраться через Сену и оказался в безопасности, но с несколько подмоченной репутацией. Мост, по которому он перебирался с войском, не выдержал веса такого количества лошадей и людей, и все они рухнули в воду. Филипп смог выбраться на берег, но, по словам очевидцев, напоминал мокрую крысу.

Джон снова ухмыльнулся и продолжил:

– Это событие резко улучшило настроение Ричарда, и он вернулся в Водрей, захватил замок и французских солдат, брошенных своим королем. Заявив, что «замок наполовину разрушенный – это замок, наполовину построенный», брат приступил к завершению строительства. Так что коварство не принесло Филиппу никакой пользы, только в реке искупался.

Их прервал слуга, принесший вино и вафли. Джон любил собак и отломил кусочек вафли, чтобы угостить борзую Алиеноры. Стараясь казаться равнодушным и беспечным, на самом деле он волновался, нанося матери этот незваный визит: даже до опрометчивой связи с Филиппом его отношения с ней не были такими непринужденными, как у Ричарда и Джоанны. Причина была ему ясна: он вырос и стал мужчиной за шестнадцать лет, проведенных ею в заточении. Но все равно ревновал и чувствовал обиду за то, что у брата и сестры есть то, чего никогда не будет у него – любовь этой грозной женщины. Бросая борзой кусочки угощения, принц изо всех сил старался развлечь Алиенору придворными сплетнями.

– Поговаривают, что примирение между Констанцией и графом Честерским уже идет ко дну, – весело сообщил он.

А затем с удовольствием поведал, что попытка Филиппа найти другую немецкую невесту ни к чему не привела, поскольку его заточенная королева Ингеборга отбрасывала длинную тень.

– Еще говорят, что я делю ложе с твоей подругой графиней Омальской, Это якобы началось, когда ее недоброй памяти покойный муж, Вильгельм де Форс, находился в Святой земле. Де Форс заслуживал рогов, как никто другой, и я не виню графиню, если она наградила его ими. Но если Хавиза это и сделала, то не со мной.

Джон не возражал, если бы рогоносцем стал и новый муж Хавизы, ведь Балдуин де Бетюн обвинял Джона в том, что он бросил в Шиноне умирающего отца. Принц не стал признаваться матери в этом и сменил тему, сказав, что Ричард и Беренгария купили дом в Торе, к северу от Анжера. Первоначальное отчаяние из-за их воссоединения улеглось: Джон понял, что Ричард никогда не станет заботливым мужем, так как любит войну, а не женщин. Он не станет проводить в постели Беренгарии достаточно времени, чтобы зачать ребенка, да и для Джона была очевидна ее бесплодность, и он горячо благодарил Господа за это.

Джон этого не знал, но Алиенора уже начала разделять его пессимизм насчет шансов Беренгарии подарить Ричарду наследника. Однако королева не собиралась делиться своими подозрениями с кем-либо, и менее всего с младшим сыном, больше всех выигрывающим от бесплодия Беренгарии, и потому не стала комментировать известие о покупке дома в Торе. Вместо этого Алиенора посмотрела на сына спокойным, испытующим взглядом.

– Почему у меня такое чувство, что ты не все мне рассказал, Джон?

Джон моргнул. Иисусе, не ясновидящая ли она? В стремлении положить их разговору удачное начало, он придержал новости, которые непременно испортили бы ее настроение.

– Ты как всегда права, мама. В прошлом месяце до Ричарда дошли вести о германском императоре. Генрих вернулся после покорения Сицилии и уже лезет в дела Франции и Англии. Он послал Ричарду золотую корону, напоминая о клятве верности, и добавил предупреждение, что если ему дороги заложники, ему следует поступать, как велено. Генрих – человек в высшей степени деликатный.

Алиенора прищурилась.

– Как велено, – повторила она, и Джону показалось, что по летнему саду пронесся холодок. – И что же, скажи на милость, велено делать Ричарду?

Джону не понравилось то, как она бросилась на защиту Ричарда: он точно знал, что для него она никогда так не сделает.

– Ничего такого, чего бы Ричард и сам не собирался, – холодно ответил он. – Генрих хочет, чтобы он развернул полномасштабную войну против Филиппа.

– В самом деле?

– Так он сказал. Даже предложил Ричарду помощь, «дабы отомстить за ущерб, нанесенный Филиппом нам обоим». Именно так и сказал. Полагаю, ты можешь догадаться, как поступил Ричард.

Алиенора обозвала Генриха таким словом, что Джон взглянул на мать с восхищенным удивлением – он и не догадывался, что ее запас ругательств так богат.

– Что Ричард собрался делать?

– Уже сделал. Должен признать, он придумал умный план. Ричард отправил в Германию Лоншана, велев выяснить, какую именно помощь собирается предложить Генрих. Поскольку он не может открыто противостоять императору, пока заложники в опасности, это позволяет ему выиграть время, а страх короля Франции будет расти с каждым часом. – Джон злорадно улыбнулся. – Ричард сказал, что скорее солнце взойдет в полночь, чем Генрих действительно двинет войска против французов – он хочет, чтобы эту войну вел за него Ричард. Но Филипп, похоже, знает Генриха не так хорошо. Один из наших шпионов при французском дворе дал знать, что при мысли об англо-германском союзе, направленном против Франции, Филипп запаниковал. Он даже попытался схватить Лоншана, когда тот проезжал через Францию, но безрезультатно. Так что возмутительное вмешательство Генриха можно простить, раз оно не дает французскому королю спать спокойно.

Алиенора не разделяла это мнение. Она уже поняла, что каждое напоминание о прошлой беспомощности бередило еще не затянувшуюся рану Ричарда.

– Генрих чересчур прямолинеен для человека, которого считают таким ловким политиком. К чему требовать того, что и так произойдет? Все знают, что мирная передышка между Ричардом и Филиппом тонка, как паутина, которую унесет прочь любое дуновение.

– На самом деле, в свете известий, полученных из Испании, они могут заключить настоящий мир.

Поняв, что мать еще не слышала, Джон улыбнулся. Ему всегда нравилось приносить важные новости. Сам он не считал их тревожными, но знал, что другие думали иначе, поэтому в нескольких словах сообщил, что калиф Марокко вторгся в Испанию, и зять Алиеноры, король Кастилии, был разбит в битве при Аларкосе. Английские и французские прелаты тут же подняли крик, что не гоже христианским королям воевать друг с другом, когда Испании угрожают сарацины.